- -
- 100%
- +
Вояки вообще народ противный. О сам ведь был солдатом и прекрасно помнил ту дембельскую поговорку: солдат спит, служба идет!
Костюшко подошел к бронетранспортеру и постучав жезлом по броне прикрикнул:
– Эй, лейтенант, откуда вас сюда перебросили?
Из чрева стального монстра послышался гулкий ответ:
– С Аральского моря! Там наша бригада стоит! Прямо на берегу!
– С Аральского моря?! Это шо, какой-округ-то?
– Краснознаменный Среднеазиатский! – гудел голос летехи изнутри.
Солдаты недовольно закряхтели и повернулись на другой бок. Им эти переговоры мешали сладко спать.
– А шо там у вас за бригада такая, эй лейтенант! Мотострелковая шо ли? – не унимался Костюшко.
Он просто хотел, что бы служивые, не спали в своем бронированном гробу. Ведь это несправедливо – он тут снаружи, а они там, в тепле «тащатся».
– Нее, не мотострелковая! Особая бригада химвойск особого резерва Главного командования!
– Ого! А шо это именно вас сюда? Всю бригаду? Шо никого поближе не было?
– Да не, ты что, у нас вообще одна бригада такая в союзе! Только мы можем особые задачи по обеззараживанию выполнять! А сюда конечно не всю бригаду! У нас вообще, часть секретная! Всех никогда не отправят в одно место! Только второй полк сюда, особый полк химзашиты! Нас подняли по тревоге. В полной боевой. Говорят особое задание! Вот и все! Мы сами не поймем! По полной выкладке с полным химснаряжением! Вот у нас все лежит! Только вот зачем понять сам не могу! У меня жена на сносях! Рожает! Я ее в Кемерово к матери отправил. А меня вот сюда! Правда, нормально тут на Украине, лучше, чем там у нас! У нас там уже жара!
– А шо, за особое задание-то?
– Да пока никто не доводил. Говорят, слухи ходят: большое, окружное химучение! Якобы заражение целой области! Вот сюда все спецчасти химиков и бросили! Я батальон спецразведки встретил! Они из Подмосковья! А это вообще главный резерв Генерального штаба! Их поднимают, я так тебе по секрету скажу, лишь в случае ядерной войны и химического, и биологического удара!
– Бачил, бачил, они це в комбинезонах таких смешных белых стоят.
– Да-да. Это они. Они очень важные. Пижоны. Они вообще не с кем не разговаривают. Только вот я не пойму, что нашу химэлиту послали в Киев дороги патрулировать?!
Но гаишники не ответил. Он вдруг замер. Повернув невольно голову в строну пустой трассы – увидел странное зрелище: по ней, как в сказке, как в каком-то фантастическом фильме двигалась целая колонна автомобилей. И не просто колонна, а колонна особых черных авто. Это были длинные массивные черные лимузины. Они светились противными вспышками спец сигналов под радиаторными решетками. Машин было пять штук. Впереди них двигалась новенькая белая «Вольво», раскрашенная синими полосками гаишных татуировок. На «Вольво» светились два маячка – один красного цвета, второй синего.
Костюшко обомлел на несколько секунд. Его губы лишь прошептали:
– Шо це таке?!
Затем гаишник вздрогнул и принялся колотить жезлом по бронетранспортеру:
– Тревога! Тревога! А ну! Тревога!
Лейтенант от испуга выронил ручку и листок. Солдаты в ужасе поударялись головами о броню. Через несколько секунд они выпрыгивали из своего бронированного дома на колесах.
Колонна приближалась все ближе и ближе. Лейтенант судорожно поправил китель, надев фуражку, он прикрикнул солдатам:
– Бараны, ремни подтяните!
А колонна из черных машин приближалась, как клин-свинья рыцарей на Ладожском озере. Костюшко сделал несколько шагов вперед и непроизвольно вытянул жезл. Обычно, как он тысячу раз вытягивал, останавливая простые автомобили на трассе. Просто автоматически, так скомандовал его мозг он, протянул руку с полосатой палкой. Зачем он это сделал? В эти секунды Костюшко не смог бы дать ответ на этот вопрос. Инстинкт, заученные движения.
Колона подъехала уже совсем близко. Вот можно даже рассмотреть лицо майора, который сидит за рулем гаишной «Вольво» сопровождения. Костюшко стоял, замерев как стальной, как гранитная статуя. Его немного потрясывало от волнения, но зато стало непроизвольно жарко от напряжения. Да что там жарко – по спине побежали горячие струйки пота.
Тридцать метров. Двадцать, десять…
«Вольво» медленно начала останавливаться. На нее как вековые торосы льда сзади буквально начали давить своей громадиной черные лимузины. Казалось, вот-вот и они сметут легкую машину сопровождения. Но нет, черные махины тоже притормозили и остановились. Костюшко закрыл глаза от напряжения. Рука занемела. Она торчала как нелепый сук засохшего дерева. В эту секунду он услышал суровые слова майора-гаишника, который сидел за рулем «Вольво». Он включил СГУ и в микрофон рявкнул через динамики громкоговорителя на крыше:
– Старший лейтенант, ну что стоим? Не видите, колонна правительственных автомобилей следует по трассе! Открыть шлагбаум!
Но Костюшко не сдвинулся с места. Он втянул воздух и открыв глаза опустил руку в которой держал жезл. Что делать дальше он не знал. В принципе, как говорила инструкция, он должен подойти к передней машине и спросить цель движения в запретную зону. Вежливо попросить документы, и заставить развернуться колонну. Но заставить развернуться эту махину? Эту кавалькаду черных лимузинов, в котором наверняка сидят полубоги! Нет, он не мог заставить себя делать эти движения. Совершать эти действия. Но и подчиниться команде майора из «Вольво» он точно не мог. Он помнил угрозы полковника Пусько.
Майор выскочил из «Вольво» и быстрыми шагами подбежал к Костюшко. Он тяжело дышал. От него пахло дорогим одеколоном. Он тоже нервничал:
– Ты что… ё…твою мать… – далее с губ майора сорвался отборный русский мат. – Не видишь, кто у меня за спиной едет?! А ну, открывать шлагбаум!!!
Костюшко неожиданно для себя пропищал:
– А кто у вас за спиной? Вы, кто такие?
– Да ты что? Урод! Как фамилия?! Открыть шлагбаум! – буквально ревел майор.
Лицо его налилось кровью. Костюшко зажмурился. Он почувствовал, что горячие слюни изо рта этого гаишника попали ему на щеки и подбородок. Костюшко как-то пригнулся, ссутулился, но не двигался с места. Он вдруг решил, что вообще не пошевелится. Если им надо – пусть сами открывают! Это самое разумное. А потом, потом он напишет рапорт, что они мол: самовольно. И это может спасти от увольнения. Выговор… да черт с ним с выговором!
И в это мгновение прозвучал незнакомый голос. Совсем рядом. Причем голос прозвучал как спасение. По крайней мере, в первую секунду, так показалось Костюшко:
– Спокойней майор! Спокойней. Старший лейтенант сейчас опомнится и откроет нам шлагбаум. Он же разумный человек. Но он ведь и офицер милиции, он поставлен выполнять задачу. он выполняет.
Костюшко октрыл глаза. Рядом с ним стоял высокий суховатый человек в сером плаще. Он добродушно смотрел на старшего лейтенанта. В его взгляде, Костюшко увидел сочувствие.
Незнакомец добавил:
– Я майор ка-гэ-бэ Ветров. Я старший группы сопровождения. Вот мое удостоверение, – незнакомец протянул в руке темно-бордовые корочки.
Он сунул удостоверение Костюшко прямо под нос. Старший лейтенант выдохнул и с некой легкостью, дрожащим голосом произнес:
– Это конечно да, но, но…
– Ах, да!!! – словно спохватился майор, вы хотите старший лейтенант знать, кого мы сопровождаем, кто следует в правительственной колонне? Да конечно. Хотя инструкции нам не велят говорить, но это особый случай, поскольку мы отвлеклись от маршрута и следуем в запретную зону, то я вам скажу. Мы сопровождаем супругу генерального секретаря цэ-ка ка-пэ-эс-эс Ларису Максимовну Горбунову. Всё. Вы довольны?
Костюшко округлил глаза. Жена генсека, тут в черных машинах! В одной из них! Вот это да! Вот бы – рассказать кому ни будь! Нет, непременно, он расскажет коллегам! Что, вот так, остановил колонну с Ларисой Максимовной! Костюшко растянулся в улыбке.
Он невольно отжал честь, жезл, что висел у него на запястье – больно ударил по щеке.
– Ну, что стоишь, старшой? Открывай! – подбодрил его майор.
Он в мгновение превратился в добродушного толстячка. Улыбался и подмигивал, как будто не было того красномордого монстра секунды назад.
Костюшко кивнул и повернувшись направился к шлагбауму. Но через пару шагов он встал как вкопанный. Возле шлагбаума стоял лейтенант. В правой руке он держал свой табельный «Макаров». Рядом с летёхой стояли два солдата срочника. Они, широко расставив ноги, ощетинились своими АК 74. Стволы автоматов был направлены в сторону правительственно колонны.
РСФСР. Красноярск.
Центральная тюрьма. СИЗО№1.
1986 год. Май.
Контролер следственного изолятора №1 города Красноярска, старшина внутренний службы, Евгений Сичкин – терпеть не мог серых «Волг» ГАЗ 24. И вовсе не потому, что давно и основательно сам мечтал завладеть такой вот машиной в личное пользование, а потому, что так уж получалось в его служебной карьере, что серая «Волга» прочно заняла место предвестника неприятностей и суматохи во время дежурства.
Эх, серая «Волга», серая «Волга» она сродни черному ворону!
Евгений это знал точно. Как только во внутренний двор тюрьмы въедет серая машина – жди не приятностей!
Вот и сегодня, вроде все так хорошо начиналось!
Майское утро. На небе – ни облачка. Краски насыщены. И хотя в тени еще прохладно, но уже чувствуется наступающее лето! Запахи свежи и особо навязчивы. Пахнет почками и свежей нераспустившейся зеленью деревьев.
Посреди внутреннего двора тюрьмы подметали асфальт – «бесы». Так называли осужденных, которым осталось совсем немного до «звонка» освобождения, и их отпускали работать по хозяйству без конвоя. Вот от этого произвольного «без» и родилось выражение «бесы» – квалификация самых послушных сидельцев. Ведь каждый из них знал – допусти он нарушение и уже почти свершившееся освобождение на волю, может затянуться и тогда не известно, когда скрипучие ворота центральной тюрьмы взвизгнут, на последок, за твоей вольной спиной?
Сичкин любил командовать «бесами». Они повиновались, как самые преданные слуги падишаха. Махнул рукой и «бес» уже летит выполнять. Пошевелил пальцем и «бес» готов угадать твое желание!
Причем, так заискивающе смотрит в глаза, с раболепством! Улыбается и вежливо бормочет комплементы.
Конечно, Сичкин понимал, любой «бес» была бы его воля – удушил его с удовольствием, но так уж устроен человек, в этот момент, роль проворного раба прочно засела в сознание этих людей и выпрыгнуть из этого амплуа, каждый из них, ни за что не согласится. А раз так – нужно пользоваться!
Старшина надул щеки и заорал на одного из подметальщиков:
– Эй, шустрый, а ну давай промети под воротами и хорошенько смажь колесики на шарнирах солидолом! А-то как воротина открывается – такой скрип стоит! У меня, аж, мурашки по коже! А ну, метнулся и смазал!
«Бес» резво зашагал в сторону ворот. На ходу он бросил:
– Гражданин начальник, я, конечно, смажу колеса, но на это время надо. А вдруг машина въезжать будет! Там тогда заминка, нам надо чехол снимать!
– Ты выполняй и не думай! Много будешь думать – голова лопнет! Давай крути, верти! А я уж за тебя подумаю! А то вас тут много думающих – работать некому! – разозлился старшина.
«Бес» пожал плечами и проворно юркнул в угол. Там стоял ящик с инструментами и банкой солидола. Осужденный ловкими движениями раскрутил крышку на углу ворот и принялся смазывать зубастые шестеренки механизма, который натягивал цепь раскрытия ворот.
Сичкин довольно наблюдал за этой идиллией рабочего процесса. Старшина напевал себя под нос какую-то мелодию. В руках, он крутил связку ключей и время от времени позвякивал ею в так музыки.
Когда процесс смазки уже практически заканчивался и раздался тот проклятый сигнал клаксона. Сичкин вздрогнул, он сразу опознал в звуке движение мембраны волговского динамика. И он не ошибся. В щель закрытых ворот он увидел силуэт серого ГАЗ 24.
Проклятье!
Это была она- предвестник неприятностей и головной боли! Серая машина. И не просто машина – а спецмашина! Это была колесница из краевого управления КГБ. Эту машину хорошо знали все контролеры тюрьмы. Эту машину они в долю секунды узнавали и на шумных улицах города! И хотя с виду она была обычной серой «Волгой», каких тысячи, но некая аура секретности и тревоги казалось, прикрепилась на ровном лаке покрывавшим корпус чекистского транспорта.
И хотя никаких секретных нормативов и указаний по поводу спец машин КГБ, которые временами приезжали в тюрьму не было, но вот государственные номера этого транспорта, внесенные в особый список, читались, как эти самые секретные нормативы и указания.
Каждый из контролеров понимал – обслуживать этих клиентов из управления ГКБ нужно с особым почтением и скоростью.
А тут, как назло раскручена коробка механизма открывания ворот и сейчас их растворить, просто невозможно. Сичкин понял, это опять его промах!
Он с ловкостью циркача подскочил к «бесу» и зашипел:
– А ну, давай, давай быстро-быстро все назад закрутить! Быстро и что б мигом!
Бес испугался и засуетился. И это только усложнило процесс. Руки осужденного тряслись и не слушались его. Он с трудом попадал отверткой в позы для болтов крышки.
А там, за воротами, уже нетерпеливо несколько раз вновь подала сигнал проклятая серая «Волга».
Фаф-фаф!
Как урок, как признание нерасторопности!
Сичкин прикусил губу и метался возле ворот, как раненный зверь. Он натужно улыбался и заглядывал в щель между воротиной и стеной. Улыбался, реально думая, что те, кто сидят в машине, видят его напряженный оскал.
– Ну, быстрее, черт бы тебя побрал! Быстрей идиот! – шипел Сичкин.
В этот момент за спиной раздался уверенный и властный мужской голос:
– Старшина! Что происходит, вы что не хотите транспорт внутрь запускать? Особый прием, что ли сегодня?
Перед Сичкиным стоял высокий худой человек, в сером плаще и шляпе. Все как в обычном стандарте сотрудника КГБ. На вид ему было лет сорок пять, серьезное мрачное лицо, пустые глаза.
– Извините, но вот тут профилактика, сейчас, сейчас быстро! – оправдывался старшина.
Кгбшник ухмыльнулся и, вздохнув, покосился на осужденного, который ковырялся с отверткой.
Кгбшник увидел, что Сичкин в панике и вот-вот упадет в обморок, спокойно успокаивающе сказал:
– Отойдем старшина. Отойдем в сторону, – это звучало уже не как приказ, а как сигнал к долгожданной паузе во время упорного боя на ринге.
Сичкин должен был немного успокоиться, но нет, он только еще напрягся. Ведь такое предложение отойти в сторону не сулило ничего хорошего. Разговаривать с сотрудником конторы вообще плохая примета. А тут, какие-то откровения…
– Слушаю,… – выдавал из себя Сичкин.
Кгбшник потянул его за рукав кителя и практически зашептал на ухо:
– Значит так. Я майор Ветров из Москвы. И у меня к вам специальное задание. Будите исполнять мои указания точь-в-точь. Понятно?
– Так точно! – вякнул Сичкин.
Боже, он не из краевого управления, а еще хуже… из Москвы!! С самой Лубянки!!!…
Чертова серая «Волга». Чертовы ворота! Чертов «бес»! – проклинал все на свете старшина.
– Короче так, старшина. Мне вас выделили. Ваш капитан Арбузов. Вы будите моим гидом и помощником в вашей крепости. Как вас зовут-то? – майор говорил это голосом следователя на допросе…
– Так старшина внутренней службы Сичкин Евгений Иванович, – почти взмолился контролер.
– Вот что, Евгений Иванович! Это хорошо, что ваш бес гайки крутит. Пусть крутит. Не пугайте его. Но, как закончит, что бы тут на плацу перед входом ни одного беса не было. Никого! Вообще никого. Мы сейчас заедем во внутренний двор на своей машине и из нее выведем человека. Так вот, что Евгений Иванович, постарайтесь, что бы этого человека вообще никто не видел. Просто никто. И даже ваши коллеги. И потом, как мы зайдем вовнутрь, вы впереди нас идите и если кто будет в коридоре или в комнате для разговоров, то всех просите удалиться. Это особое задание! Вам ясно?
– Так точно! Все ясно! – отскочило от зубов у Сичкина.
Кгбшник вновь удалился. Он вошел в дверь проходной. Сичкин понял, в машине привезли какого-то особого задержанного. И секретность пребывания этого задержанного действительно очень высокая. Ведь не зря его привез никто нибудь, а майор из Москвы.
Ой, не к добру все эти серые «Волги», ой, не к добру!
«Бес» закончил смазку шестеренок буквально через минуту. Кожух был закрыт. Осужденный вытянулся и встал практически по стойке смирно, предано глядя в глаза Сичкину. Тот, нервно сжимал кулаки и бегая глазами то по воротам, то по плацу перед ними, что-то бормотал себе под нос. Наконец старшина собрался и гаркнул:
– Всем, всем убыть в хозяйственную часть! И что бы никого! И что бы даже метелок тут не было! Быстро! Живо пошли отсюда!
Тени, лишь тени бесов, метнулись мимо! Так все быстро,… а вот потом, потом, эти проклятые ворота открывались слишком долго. Вот показался силуэт «Волги». Ворота все отплывали и отплывали в сторону. Сичкину даже послышалось скрипение цепей средневекового замка….
Бастилии или еще какого…
Тррр-тррр – почти не скрепят свеже смазанные колесики.
Тррр-тррр…
И вот машина въезжает на внутренний двор. Сичкин так хочет посмотреть – кого же привезли? Но, это сделать практически не возможно. На заднем стекле «Волги» шторки. Сбоку тоже занавески. Важно лишь, что на заднем сиденье сидят трое…
Трое… ,а сколько там могут сидеть? Два конвоира и этот задержанный. Кто он? Кто этот человек!
Скрипкин заскочил внутрь и услужливо открывал двери перед задержанным и его конвоирами. Он все норовил обернуться, что бы рассмотреть лицо этого человека что привезли, но какая-то неведанная сила, перемешанная со страхом, мешала ему это сделать. Он лишь слышал шаги за спиной. И сопение. Какое-то упорное сопение.
Кто из них сопел – толи задержанные, толи кто-то из конвоиров, Сичкин не знал.
Несколько шагов по коридору. Он пуст. Сичкин с облегчение вздохнул. Выполнить приказ этого майора из Москвы. Лучше, чтобы все было так как он просит, как он требует, а иначе…. А иначе – зачем ему эти неприятности?!
Мало ли там кого привезли! Может это государственный преступник особого масштаба! Может он и есть главная угроза для всей страны! Сколько тут в тюрьме побывало разных важных людей. В качестве арестантов? И Сталин, сын Троцкого, актер Жженов, писатель Короленко, певица Русланова и Свердлов.
Да что там!
Красноярская тюрьма сама по себе история – мрачная, но богатая история страны. Маленькая капля всего, что творилось в царской империи и Советском союзе последние двести лет!
Так уж повелось в нашей стране – чем старей тюрьма, тем интересней ее история. Нет бы, просто быть домом для содержания арестантов и преступников, но как-бы не так! Так уж повелось в нашей многострадальной стране, тюрьма – это нечто большее, чем просто место лишения свободы!
Это целая философия сознания нации! Да, да, великая нация без тюрьмы не была бы великой, ка бы ни странно это звучало! Даже думая о том, сколько людей тут лишили жизни, заставляет стать философом. Мрачным реалистичным философом. Где тут граница между свободой и волей? Между жизнью и смертью? За замком железной дверью? За скрипучими смазанными воротами?
Тюрьма… она как королева сознания твоей никчемности в этой жизни. Ты пешка, ты пылинка, которую тут растворят и разотрут молохи-механизмы безжалостного и великого государства!
И вот очередной, очередной человек, который может быть сгинет тут, в красноярской тюрьме, может это великий и могучий человек, но он готов закончить свой строптивый путь именно тут. Кто этот очередной узник, вступивший в тайные оковы секретного пребывания?
Сичкин, все-таки повернул голову и мимолетно рассмотрел этого человека. Это был коренастый мужчина. Жесткий бобрик волос, начинающая седина, волевое открытое лицо с большими грустными серыми глазами, и усы, мощные, какие-то завораживающе сильные! Слово сгусток энергии! Словно символ силы воли!
Сичкина почему-то впечатлили именно усы секретного узника.
Он мимолетно бросил взгляд на растерянного старшину. На этого странного человека, посвятившего себя тому, кто охраняет людей, запирает их в камерах, и командует арестантами. Почему? Почему он стал таким? Что заставило этого человека стать распорядителем чей-то украденной или ограниченной свободы. И вот он тут стоит как слуга, как раб, стоит и сам невольно привращается в узника?
Задержанного завели в комнату для допросов и кгбшиники закрыли за ним дверь. Майор махнул старшине, давая понять – к двери никого не подпускать. Сичкин тяжело вздохнул и став спиной, сурово насупился и уставился на грязное окно с толстой стальной решеткой между рам.
«Надо бы заставить бесов помыть стекла – а то не порядок, вон какая пылюка» – не произвольно посетила его мысль.
И все же! Любопытство – что там происходит в этой комнате? Кто это такой? Узнать, узнать… Это было выше силы воли. Сичкин вроде старался об этом не думать, но его внутреннее любопытство было сильнее любого самозапрета.
Старшина напряг свой слух, пытаясь уловить голоса…
Конвоиры завели арестанта и, переглянувшись, указали на стул возле стола. Убогая казенная обстановка комнаты заставляла напрягаться. Окно с решеткой в палец толщиной. Стены, покрашенные в темно-синий цвет, дешевой масленой краской, облезлые длинные деревянные столы со щелями меж досок, лавки, прикрученные к полу и кнопки звонков вызова конвоиров.
Мрачная реальность заточения советской тюрьмы.
Арестант огляделся. Еще раз посмотрел на своих конвоиров.
Странные люди. Они тоже посвятили свою жизнь надзору. Суровому и жестокому. Быть вот такими людьми, которые почему-то решили, что угнетать и ограничивать человека – их призвание. Странное желание. Непонятное и нелепое.
И все же надо уважать их выбор.
А может они сейчас мучаются, хотя вряд ли…
Но вот эта шутка, зэков, шутка советских зэков над вохравцами, над думками, над надзирателями: «начальник я сижу с этой стороны камеры, а ты с той, и вся разница между нами, я откинусь, звонок прозвонит, а у тебя срок пожизненный!! Начальник, а тебе это надо?»
Задержанный хмыкнул и понял – думает не о том, о чём сейчас надо. Потом он взглянул на майора Ветрова.
Тот, стоял и ждал.
Арестант расстегнул куртку и медленно сел на стул. Причем сел никак, обычно садится узник тюрьмы, робко и неуверенно, словно боясь, что ножки сломаются, а сел основательно, устало и брезгливо ко всему происходящему. Он показывал своим видом, что те, кто привел его сюда – его слуги.
Майор это понял и мрачно улыбнувшись, сказал:
– Александр Владимирович, может, пить хотите? Воды, чаю?
Арестант тяжело вздохнул и, прикрыв устало глаза ладошкой, ответил:
– Нет, не надо.
Никакого спасибо. Никакого ответного жеста благодарности за заботу! Только так. Кто они такие? Почему они решили, что они главные? Майор это понял. Вернее он знал, что так будет. Он знал этого человека – заочно, но очень хорошо.
– Может, есть какие-то пожелания? Говорите, не стесняйтесь, – уговаривал майор.
Арестант пристально посмотрел на кагэбшника и пожал плечами.
– Одно пожелание, что бы вы мне все объяснили. Все что происходит? И зачем меня привезли в Красноярск? Зачем? Надеюсь не чай пить в местной тюрьме. У нас в Новосибирске и свой чай вкусный. Хотя конечно вода в Енисее говорят вкуснее, чем в Оби, но все же, она кипяченая, по-моему, одного вкуса. Что вообще происходит?
– Я вам сейчас все поясню и объясню. У нас будет долгий разговор. Так что, зря вы от чая отказываетесь.
Но, арестант, не слушал его уговоров:
– Вы мне сначала поясните – я арестован?!
Майор задумался. Он медленно снял свой плащ, положил большую кожаную папку на стол, расстегнул на ней молнию и достал какие-то бумаги. Распахнул пиджак и порывшись во внутреннем кармане вытащил красивую шариковую ручку с золотым ободком.
Майор сел и уныло улыбнувшись, посмотрел на арестанта:
– Вы, Александр Владимирович, знаете, что такое премия Вульфа?
– Хм, не понял?! – арестант недоуменно посмотрел на майора.
Кгбшник увидел, он искренен в ответе. Вопрос поставил его в тупик. Но, майор на всякий случай переспросил, пытаясь подтвердить свои наблюдения. Так учили его давным-давно в высшей школе КГБ.
– Да бросьте. Все вы знаете. И так вот играть со мной не надо.
Но искреннего возмущения от допрашиваемого он не услышал. Напротив арестант как-то вяло пожал плечами и хмыкнул:
– Мне нечего вам доказывать. Я искренне перед вами. Премия Вульфа. Слышать слышал, знать знаю, но подробности про нее никак не скажу. Да и зачем мне знать про нее подробности. Вы, наверное, и так лучше меня про нее знаете. Вы, за этим меня, в Красноярск привезли? И не просто привезли, а в тюрьму? Не предъявили никакого ордера. Просто выдернули с рабочего места. Привезли, в неведении, от жены, от семьи. Вы считает, что я тут задрожать должен? Так психологически трудней мне будет? Так, что ли?