Давно забытая элегия
- -
- 100%
- +
За окном светало. Пока учительница прятала документы, Локонте с улыбкой повернулась назад, в сторону Ширака. Тот выглядел подавленным: не ожидал такой подставы от камер. На мгновение их взгляды пересеклись – пока один угрожал одними глазами, другая самодовольно улыбалась, напоминая, что способна постоять за себя. Лео, сидевший между ними, в удивлении обернулся и заметил разъярëнного Виктора. Решив, что тот смотрит на него, парень тут же отвернулся и застыл на мгновение. Колетт едва удержалась от того, чтобы не засмеяться. Они не знали, что внимание Ширака переключилось на Леопольда. Не к добру.
Начался урок. Его длина в Терсилагии составляет пятьдесят минут. Лакрес вызвалась отвечать домашнее задание, чтобы в случае, если начнётся опрос, не попасть под раздачу. Она достаточно точно охарактеризовала народы в составе Оскольда, ключевые города и даже назвала реки, за что получила похвалу. За опросом некоторых других учеников последовал этап изучения нового материала. Дети открыли учебники, а учительница – другую презентацию. Поскольку этот раздел учебника представлял детям внутреннее устройство Оскольда, следующая страница была посвящена самому выдающемуся политику последних лет – Киллиану Филипсу, премьер-министру страны. Лео вызвался прочитать восторженный отзыв о нëм, почему-то являющийся частью учебной программы:
«Настоящий мужчина! Однажды у меня сломалась машина. Мистер Филипс проходил мимо. Он помог починить её и рассказал, что в детстве ему тоже пришлось пройти через множество трудностей. Он пешком каждый день проходил по десять километров, чтобы добраться до школы. И теперь, при мистере Филипсе, у нас провели новые дороги! Как повезло, что нашим детям не нужно так мучаться»
Даже у трёхлетних детей было множество вопросов к создателям учебников, но Руже ничего не могла поделать: государственные, рекомендованные Министерством образования Оскольда. Последующие двадцать минут дети работали над заданиями к этому тексту, затем – над аудиофайлом: какой-то мужчина рассказывал биографию Филипса, изображая того героем и гениальным политиком (справедливости ради, его коэффициент Цоммера составлял 3.4. Для Лео – гений). То он проходил по тридцать километров в день в детстве, то жертвовал огромные суммы на благотворительность, то боролся с террористами… Действительно, даже даммартенисты не так восхваляли своего лидера. Им следовало многому научиться у детского учебника.
По завершении урока мадемуазель дала домашнее задание, которое обучающиеся записали в дневники. Прозвенел звонок, Руже отпустила детей, и те пошли на следующие занятия. В классе остались только Лео, Колетт и Лакрес. Учительница выключила компьютер, а Локонте обратилась к подруге:
– Надо было помочь тебе. Без тебя будет скучно.
– Ну-у-у, меня бы выгнали на месте, я же женщина, а не Виктор. Забей, буду болеть за вас! Вы умненькие.
– Мы немного времени там проведём. Не больше пары дней, – сказала Барбара. Нашла ключ от помещения. – Финалисты получат денежное вознаграждение. За первое место полагается сто тысяч ливров, за второе и третье, соответственно, если не путаю, пятьдесят и двадцать пять тысяч.
Глаза Лео загорелись: Колетт знала, он из бедной семьи, поэтому ищет любые способы легко заработать, поддержать родных. Впрочем, и она не может похвастаться дворянским происхождением, а потому любое денежное вознаграждение будет весьма кстати. Тем более, что её шансы на попадание в финальную тройку были необычайно высоки.
– Не волнуйтесь, мадемуазель, мы вас не подведём. Я покажу им всем!
– Вы никого не подводите, это всего лишь олимпиада. Плюс к портфолио при поступлении в лицей, только и всего. И ты не одна, Колетт, с тобой Леопольд. Вам обоим предстоит готовиться. Если чего и жду от вас, так это командной работы.
Встала и вместе с детьми покинула помещение. Закрыла его на ключ, а затем, бросив им прощальный взгляд, ушла. Колетт, Лео и Лакрес, чей следующий урок проходил в соседнем классе, никуда не торопились, а остались в коридоре – сели на скамейку, чтобы обсудить произошедшее, напротив двери. В окнах за их спинами мечтательно качались лиственницы; Колловид и Каухоб, два светила, величественно возвышались над горизонтом. И как звëзды кружились вокруг друг друга, так и Колетт с Леопольдом посмеивались, обсуждая грядущее восхождение на Советту наук.
– Мадемуазель сказала правду, мы должны работать вместе. По крайней мере, наш коэффициент продуктивности увеличится, – Сорель загорелся командным духом.
– Ты всё в коэффициентах считаешь? Свою причёску коэффициентом перхоти ещё не оцениваешь? – ответила Колетт. Лакрес с возмущением посмотрела на подругу, но Лео усмехнулся, начав, по обыкновению, оправдываться.
– Не, не, я ещë не придумал такой.
Шутки шутками, а перспектива сотрудничества очень не нравилась Колетт. И дело не в том, что она хотела подставить друга. Просто они были на разных уровнях, и Леопольд мог стать слабым звеном в их команде. Они участвуют индивидуально, не совместно, а оттого нет и нужды в командной работе. Колетт потратит лишнее время и силы на то, чтобы подтянуть Лео к её уровню. Она, как лучший знаток "Кафки" во всей Терсилагии, должна занять первое место! Девочка печально смотрела на радостного Лео, не зная, как уж и выразить свои опасения. Решила промолчать, поскольку Леопольд и Лакрес перешли к обсуждению химии, и отвернулась. Потом решат.
Из класса вышел Виктор, успевший закинуть свой портфель в конец помещения. Всë так же агрессивно настроенный по отношению к нашим героям, он, впрочем, не решался на активные действия, а орудовал одним лишь языком. Вик указал пальцем на Лео:
– Даже ты, – в последнем слове было столько презрения, что Сорель не на шутку перепугался: лицо побелело (в то время как Ширак, напротив, покраснел), руки задрожали. – Это потому что ты любимчик мадемуазель. Она вас, девочек, больше любит… Вот какой у вас сговор: меня дисквалифицировали, а на моё место поставили… это существо.
– Не трогай Лео, ты-ы-ы, ты… мразь, – Лакрес переступила через себя и открыто оскорбила Виктора, зашедшего слишком далеко.
Резкое движение – Колетт вскочила и остановилась перед Виком, уже собиравшимся врезать Лакрес. Тот, не способный остановиться, нанёс ей удар по лицу. Локонте схватилась за нос, друзья помогли ей сесть на скамейку, а Лео побежал за врачом. Вик остановился, осмысляя произошедшее, затем схватился за голову и пал на пол, будто великий герой древних времён, сражённый стрелой. Разница заключалась в том, что героем Вик не был.
– Прости…
– Я слышала, – мстительно просопела Колетт, – что мальчикам зашквар бить девочек. Только девочкам можно драться друг с другом.
Никаких возражений не последовало. Вокруг собиралась толпа. Подоспел врач, ведомый Леопольдом – ему пришлось пробиваться сквозь толпу. Колетт наконец заплакала от боли, Лакрес передала её доктору. Этим вечером родителей Виктора Ширака вызвали в школу…
Чуть позже, днëм – когда светила грустно кружились над склоном холма, – грустная девочка в одиночестве шагала по улицам города. Из ноздрей торчали ватные тампоны, поэтому она шла, склонив голову, будто бы думала. Старательно обходила лужи, которых было не сосчитать. Вместе с домом приближался и нежелательный разговор. Впрочем, чему быть, того не миновать! Подойдя к дому, она поправила съехавшую набок шапку и застегнула куртку. Вздохнула. Тихо зашла.
Из прохожей был слышен как всегда громкий телевизор. Похоже, мама в гостиной смотрела новости, отдыхая после готовки. Колетт, не включая свет, тихо разделась: поставила ботинки у двери, закинула шапку наверх, повесила куртку и утеплённые штаны в гардеробе. Закрыла дверь на улицу, взяла портфель и тихо заглянула в гостиную. Верно мама лежала на диване напротив телевизора, спиной к дочери. Из всех терсилагийских женщин только Бланш Локонте могла смотреть новости под попкорн: настолько не хотела воспринимать всё это всерьёз. Миска с вкусняшкой лежала на столе, Бланш периодически запускала туда руку. Противный голос Сосиали Бессен сообщал о новом злодеянии Даммартенов:
«Компания "KOI" приступит к созданию нового завода в Арсе. На заводе будут выпускать детали для авиастроения. Новый успех Терсилагии, обещанный Даммартеном промышленный подъём? Громогласные заявления разбиваются о суровую реальность: компанией KOI владеет Март де Кариньян, родственник президента Даммартена, не имеющий высшего образования. Подробнее об этом расскажет Морис Дюфор…»
Колетт попыталась уйти, но пол под её ногой предательски скрипнул. Бланш обернулась и поприветствовала дочь, затем быстро вскочила, заметив у неё в носу ватку. Обе быстро оказались в гостиной – одна вернулась на диван, другая села рядом. Допрос был неизбежен. Колетт не хотелось неприятностей, поэтому она повернулась к зеркалу, пылившемуся в углу, и замолкла. И правда смотрелась по-дурацки. Яростная Бланш учинила допрос, причём яростная по отношению не к дочери, а к предполагаемому обидчику.
– Ты как так ударилась?
– Подралась с медведем.
– А вату в берлоге нашла?
– Ну-у ма-а-а…
– Что ма? Значит, подралась с кем-то. Кто это сделал? Опять этот Виктор? Почему меня в школу не вызвали? Не позволяй всякому говну бить тебя.
Если так и дальше продолжится, то Бланш сама позвонит в школу, и Виктора точно исключат. Этого Колетт никак не хотелось: конфликт уже исчерпан, нечего разжигать пламя войны. Дочь гордо вскинула голову, взяла себя в руки и заговорила:
– Он обиделся на меня, потому что я умнее его. Я победила его в олимпиаде, мам!
Следом за столь громкими заявлениями последовал длинный рассказ о сегодняшних событиях, смысл которого сводился к следующему: Колетт гений, а Виктор – глупый и жалеющий о собственной безмозглости ребёнок, которому повезло, что госпожа Локонте сумела простить его. Похоже, что Бланш поверила подобным бредням. Радуясь за дочь, обняла её, убрала уже не нужные тампоны и предложила пожевать с ней попкорн. Единственное, что беспокоило мать, так это, разумеется, упоминание Даммартенов.
– А что не так? – Колетт села рядом с матерью и засунула руку в миску.
– С ними дела лучше вообще не иметь. Ты не знаешь, какие они монстры?
– Ма, я это слышу каждый…
– Не монстры. Монстры.
Вытаращенные глаза Бланш ясно давали понять девочке: с Даммартенами дела правда лучше не иметь. Одна случайная кукурузка драматично упала на пол, отчего Бланш тяжко вздохнула. Только недавно навела уборку.
429: Паучьи сети
В подвальные помещения Дворца Президента не проникал солнечный свет. По приказу Алена де Даммартена в этот секретный комплекс провели электричество. Немногие знали, что происходит внутри: известно, что во времена монархии здесь томились заключённые, над которыми короли издевались, а что же сейчас? Оппозиция была уверена, что старинная традиция сохраняется, только теперь здесь остаются расстрелянные враги президента. Источник журналисты, сообщавшие об этом, разумеется, назвать не могли. Может, он тоже навсегда сгинул в подземельях Дворца?…
Ранним утром дворецкий, господин Сезар, посетил кухню, где работали лучшие повара Терсилагии. Никто не спал, все усердно трудились, чтобы накормить президента и его окружение – сновали из угла в угол с ингредиентами, варили обед. Дворецкий, закрыв за собой дверь, прошёл мимо холодного цеха, где работали девушки, и заглянул в горячий, поскольку там обычно находился шеф-повар. На этот раз его здесь не оказалось. Металлические столы, плиты, духовки, посудомоечные машины – всë это оборудование, казавшееся скромному дворецкому нечеловеческим нагромождением всякого хлама, действовало на нервы, чего уж говорить о невыносимом жаре, вызванном устаревшими кондиционерами?
Приветствуя сотрудников, Сезар заглянул в заготовочную. Здесь он и нашел шеф-повара, что-то обсуждавшего с мясником, пока специалист, поместивший сырое мясо в специальную машину, проводил химический анализ: господин Даммартен всегда был очень осторожен. Господин Барено, известный шеф-повар, поздоровался с Сезаром и указал на подоконник, на котором стояло то самое блюдо, в котором нуждался дворецкий. Поблагодарив, Сезар взял тарелку и заодно выглянул на улицу. Согласно прогнозам синоптиков, ближе к обеду должен был начаться типичный кислотный дождь, и пасмурность, наблюдаемая дворецким, явно намекала на это. Прекрасные насаждения парка смотрелись ужасно на фоне туч, но такова была природа вещей – окружающая среда до сих пор не восстановилась до конца после кризиса 340-х годов.
Итак, блюдо специально для президента взято. Господин Сезар в спешке покинул кухню, пока не вспотел. Дальнейший путь лежал в подвальные помещения. Обошёл кругом весь первый этаж Дворца, не встретя ни одной живой души из-за чудовищных размеров здания, и подошёл к запертой намертво железной двери, требовавшей голосового подтверждения. Огляделся по сторонам, убедился, что всё чисто, и тихо сказал: "Дени". Открылся широкий проход, в который дворецкий немедленно прошёл, пока дверь не закрылась. В старые времена тут стояла стража, ныне больше доверия было машинам и механизмам, чем людям.
112 число весны 429. Утро. Дворец Президента, Ла-Шатриан, центральная Терсилагия.
Каждое утро президент посещал тренажёрный зал, расположенный прямо в ближайшем к выходу помещении подвала. Причина была проста – здесь он позволял себе быть самим собой, а настоящего Деодата могли видеть только госпожа Мартен, жена Сабина, господин Сезар и некоторые другие люди. Два года будущий президент с разрешения своего отца обустроил эту небольшую комнату, где разместил пару тренажеров и боксёрскую грушу. Последняя стала для него главным конкурентом. Вот и сейчас дворецкий, тихо приоткрыв дверь, встретил Деодата возле груши.
Оголённый по пояс, президент стоял к нему спиной и ожесточённо бил снаряд. Техника ударов оставляла желать лучшего, но он только тренировался – уже тягал штангу, а сейчас срывал зло на груше. Удары по не способному ответить мешку сопровождались злостным рычанием. Любимое белое пальто президента валялось на скамейке у выхода вместе с бронежилетом, на стене напротив висели три портрета: покойного президента Даммартена; неизвестной старушки; тоже безымянной, но молодой женщины. Деодат глядел на них и не останавливался. Может, так бы и продолжал, не уведоми господин Сезар его о своём присутствии скромным кашлем.
– Доброе утро, Сезар. Бабушкин салат?… Хорошо, – президент небрежно отряхнул руки и принял тарелку с вилкой, протянутые дворецким.
Нисуаз. Деодат, чьë утро никогда не обходилось без этого салата, сел на собственное пальто и с наслаждением захватил вилкой томат и перец. Овощи, яйца и анчоусы – любимый вкус детства. Левая рука держала тарелку, в то время как правая орудовала вилкой. Пока президент удовлетворëнно жевал салат, дворецкий молча стоял рядом и наблюдал. Трапеза длилась несколько минут, затем Деодат вытер локтëм рот и передал пустую тарелку с вилкой Сезару.
– Благодарю, – надел бронежилет, поверх него пальто.
– Госпожа Мартен просила сообщить, что господин Боренже доставлен…
– Я знаю. Ступай.
Дверь закрылась, и президент остался один. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что дворецкий ничего не оставил, уже одетый приблизился к портрету отца и отодвинул сторону. За картиной скрывалась маленькая трещина, в которую едва влезли револьвер и запас патронов. Президент вынул содержимое и предусмотрительно проверил предохранитель, затем вернул портрет на место. Перед тем, как покинуть помещение, нажал на выключатель. Завтра утром вернётся сюда.
Хитроумная система коридоров, переплетëнных в причудливый узор. На самом деле проникнуть сюда можно было не только через ту дверь, но и через несколько секретных проходов в других концах дворца. Другим, например, могла пользоваться только Хлоя Мартен, начальница Генерального Управления Безопасности – главной силовой структуры Терсилагии. Но даже она не имела полного доступа к этой сети лабиринтов. Один лишь Деодат де Даммартен знал каждый закоулок подвала, каждый код, каждое голосовое подтверждение. Эти секреты ему доверил Ален, который никогда не сомневался в сыне.
В одной из тёмных комнат раздавались тихие стоны. Это было крайнее помещение доступного ГУБ сегмента подземелий, следующую дверь Хлоя и её люди не могли открыть, так как требовалось знать длинный код, известный только президенту. К счастью, на этот раз запертая дверь открылась, и внутрь вошёл Даммартен. Он прошёл половину комнаты в кромешной тьме и включил свет. В пустом помещении, в отдалённом углу у закрытого люка прислонился к стене связанный мужчина, избитый агентами госпожи Мартен: под глазом кровоподтёк, правая рука сломана, брюки и пиджак разорваны. Он зажмурился и захрипел от яркого света, а Деодат отыскал в углу табуретку и подвинул к мужчине. Перед этим поднял с пола валявшиеся документы.
– "Жюль Боренже…". Угу. Угу. Ты мне и был нужен, – выкинул уже ненужный документ и положил руку с револьвером себе на колено.
– Господин президент… – лицо Боренже было залито слезами, он продолжал плакать. – Пожалуйста, защитите… Они били меня…
– За дело, – судя по голосу, Деодат был равнодушен. Безучастен. Это ранило и без того страдающего заключённого, не заметившего, что Даммартен снял револьвер с предохранителя. – Ты…
– Господин президент… господин президент… Я, я, я никогда бы не пошёл против вас… Я ваш самый верный слуга…
– Мне не нужны слуги, ты, помойное ведро, – выстрел в потолок. Благо, помещения в подвале обладали отличной звукоизоляцией – качество, проверенное временем! – Включи голову. За что ты попал сюда? Просто так? Ничего на свете просто так не бывает.
Боренже не мог собраться с духом – захлëбывался в слезах, горло горело. Даммартену надоела такая трагедия, и он повторно выстрелил. Пленник проглотил комок, застрявший в горле и попытался взглянуть в лицо своему президенту. Не хватило сил, поскольку чувствовал себя виноватым. А за что, было не понятно. Пол вокруг Боренже был залит кровью, но Даммартен привык к сценам и похуже.
– Господин президент, я бы вас… не предал вас… я был хорошим человеком всю свою жизнь, – Даммартен внимательно вслушивался в слова Боренже, как хищник, ждущий ошибки своей добычи. – Клянусь вам Мефаллой, только курил в неполо… неположенном месте, окурки выкидывал в окно… иногда уклонялся от налогов… Всë…
– Это всё? – с интересом спросил президент.
– Да…
Выстрел – и крик. Пуля попала в плечо. Боренже от боли свалился на бок и зарыдал ещё громче. Президент поднялся с табуретки и подошëл к жертве. Каждый стук его ботинок напоминал тиканье часов, сообщавших о неумолимом течении времени, ведущем к смерти. Прижавшись затылком, раненый глядел на президента, но не мог даже поднять руки, чтобы остановить кровь. С этого момента его участь была предрешена.
– Господин президент, пожалуйста… – наконец собрался с силами и взглянул в лицо смерти. – Моя семья… пожалейте их… Если кто и виноват, так это…
Даммартен не дал договорить, так как направил пистолет на лицо Боренже… в последний момент передумал и выстрелил в ногу. Пленник скорчился, а президент, находившийся под действием адреналина, озлобленно нажал на спусковой крючок дважды. Больше не дал опустевший магазин. Пока Даммартен перезаряжал оружие, услышал шаги, а потому остановился. К тому же, Боренже, залитый кровью, уже хрипел в предсмертной агонии.
За спиной президента стояла Сабина де Даммартен – единственный человек, кому, помимо Деодата, Ален доверил полный доступ к подвалу. Супруга президента, одетая в не подходящее атмосфере сцены роскошное бирюзовое платье, выглядела разочарованной: очередная жалкая смерть в застенках Дворца. Деодат пробормотал что-то, открыл люк и закинул в смрадную червоточину тело, после чего быстро захлопнул, пока до них с женой не достал трупный запах. Пока Сабина стояла, сложив руки на груди, президент успел сходить в соседнюю комнату за шваброй и ведром.
– Деодат, ты конченый. Этот-то человек когда успел перейти тебе дорогу? На пешеходный, что ли?
– Очень смешно. Забудь, тебе не понять, – вытирает пол, залитый кровью. Сабина надулась.
– Ха, не понять. Мужчинка с комплексами.
– Ты забываешься, – поставив швабру, перезарядил револьвер и сделал будто бы неловкое движение, на мгновение прицелившись супруге в ноги. Та поняла намëк и с презрением отступила. – Лучше скажи, чего хотела.
– Чего хотела!? Я твоя жена, кобель недоношенный! Спи с ней сколько хочешь, но только я одна ношу твою фамилию. Может, я тоже имею право беспокоиться о тебе!? Если хочешь, можешь застрелить меня и тоже выкинуть туда. Ты же выкинешь туда любого, кто хоть слово скажет тебе…
– Замолкни!
Сабина заткнулась, Деодат вонзил швабру в ведро и выдохнул. Чисто, будто бы пару минут назад здесь не валялся умирающий человек.
– Сабина, дорогая, люблю тебя, но один совет. Не подходи ко мне вот так, когда я только что убил человека. Договорились? – приобнял. Супруга временно успокоилась, а затем освободилась.
– Ты обнимаешь меня руками, которыми убил человека, – одна мысль о подобном была для Сабины отвратительна. – Хоть бы помыл их.
– Если уж на то пошло, то убил не я, а револьвер.
Разобрались. Деодат отнёс ведро и швабру на место и накрепко захлопнул все двери, после чего направился с женой к выходу из подвала. По пути Сабина призналась ему, что пришла с конкретной целью: в страну прибыла Лорентайн де Лорье, более известная как ЛорЛор. При этом проникла в Терсилагию оппозиционерка нелегальным способом – вполне возможно, что с помощью Оскольда, гражданство которого она получила год назад. Если это так, то, похоже, большой островной брат что-то замыслил.
Деодат, почти успокоившийся после такого накала страстей, вновь заволновался. Политика, которую проводил сначала Ален, а потом он, не нравилась хаттеланским стратегам. Очевидно, что премьер-министр Филипс и его правительство старались действовать мягко, чтобы не вызвать осуждения со стороны мирового сообщества и сохранить образ благородного защитника подопечных Оскольду государств. Даммартен, как и многие влиятельные шанильские политики, понимал, что скрывается за этим фасадом, но почти не имел свободы действий.
Покинули подвал через основной вход. Присутствие Сабины и мягкие голубые тона, сочетавшиеся с пурпурным платьем жены, успокаивали Деодата. Расстались возле капеллы – супруга поднялась в покои, а Деодат остался внизу и постучался в дверь под лестницей. На золотой табличке справа было выгравировано имя владельца комнаты – Луи де Гондон. Голос внутри ответил согласием, и Деодат вошёл внутрь.
В маленьком помещении, больше похожем на каморку, большую часть времени проводила легендарная персона, которой подобало владеть отдельным дворцом – инспектор Гондон, глава службы безопасности президента и доверенное лицо обоих Даммартенов. О его подвигах слагают легенды – ещë весной 427 молодой инспектор, движимый раскаянием и жаждой справедливости, героически остановил страшного убийцу, и с тех пор он окончательно стал близок Деодату. Даммартенисты, представляя своё видение идеального мужчину, в первую очередь представят Гондона, а не Алена (того лишь во вторую, а Деодата в третью). Правда, президентов больше волновал вопрос безопасности, а не красоты, и этот прекрасный мужчина в самом расцвете сил, чьи усы были способны растопить любое сердце, вполне удовлетворял их запрос.
Гондон смиренно сидел за компьютером. Правая рука – а точнее, её металлический протез – проверяла камеры во Дворце, следила за порядком. Слева на столе лежала рация, благодаря которой инспектор мог оперативно связаться с любым сотрудником службы безопасности в пределах Дворца. Возле рации лежал недоеденный бутерброд. Видимо, инспектор доблестно охранял покой президента? Деодат сразу обратил внимание на вкладки: Гондон на самом деле смотрел смешные видео. Решил деликатно промолчать, поскольку неоднократно прощал инспектору разные шалости и глупости – уважал и считал профессионалом своего дела, каких ныне сложно сыскать. Поскольку Гондон был и хорошим детективом, Деодат неоднократно доверял ему разные задания. Как и в этот раз?
– Президент, как ваши дела? – взял бутерброд. – Не хотите? Я его, правда, не доел. Но никто не увидит!…
– ЛорЛор в Оскольде, – после этих слов лицо инспектора переменилось. – Мне сообщила об этом Сабина, у неë есть надёжный источник в Барбе. Видимо, искать стоит там.
Гондон откинулся на стенку стула и инстинктивно потянулся за сигаретами, но малозаметно ударил себя по рукам. Он тоже был невысокого мнения об оппозиции и де Лорье в частности.
– Могу точно сказать: Оскольд собирается избавиться от вас, и это только первый шаг. Я полезнее вам здесь, поверьте мне…
– Я всё это знаю, Луи. Тебя заменит де Сани.
– Де Сани, де Сани… эта женщина даже стоять ровно не умеет…
– Луи.
– Да, знаю, – взмахнул руками, чуть не свалившись со стула, – ох… Сексист, мизогиник, как угодно! Срать я хотел на эти определения, президент! Если где и можете меня заменить, так это на поприще детектива. Я уже стар и глуп, чтобы проводить такие сложные, да ещё и политические… расследования…