Давно забытая элегия

– Нет, Луи. На данном этапе избавляться от меня не будут. У оппозиции ещё нет силы. Мы должны действовать на опережение. Я доверяю тебе, Луи. Свою жизнь доверяю! Ты сохраняешь ясность ума, даже если разленился. Это дело… верно, политическое. Все другие детективы крысы, которые бросят меня, как только мой корабль потонет. Один ты верный друг.

Похоже, подобные слова нащупали нужную струну в сердце гордого инспектора. Само собой разумеется, Гондон для приличия немного подумал – ну или сделал вид, что подумал, – а потом поднялся. Президент, достав телефон, переслал ему нужные сообщения, Луи прочитал их. Понимая, что тянуть с таким нельзя, де Гондон стал собираться – достал из-под стола свой чемоданчик, закинул туда ручку, бутерброд, папку с документами и бутылку шампанского, попрощался с президентом и в спешке покинул кабинет.

Деодат вышел следом за ним и, по привычке, убедился, что никто не следит. Инспектор, как ни странно, ничего не забыл – тем лучше. Президент пролистал в телефоне список недавних вызовов, чтобы найти нужный номер, принадлежавший некому лицу, названному "парикмахером". Быстро обнаружил (последний вызов был пару дней назад), позвонил. "Парикмахер" не сразу взял трубку, но Деодат ожидал этого.

– В Куэн-ле-Барб объявилась ЛорЛор. Я отправил туда инспектора. Следуй за ним. Ты знаешь, что и как делать.

Ответа не последовало – лицо по ту сторону трубки сбросило вызов. Даммартен кисло улыбнулся: его друг принял поручение. Первые шаги по обезвреживанию потенциальной угрозы были предприняты. Поскольку до поездки в Ла-Шатрианский университет оставалось меньше часа, президент собирался приступить к решению ещё одной проблемы. Во время последней встречи с Бруно Жюльеном он обратил внимание на одну маленькую деталь, которую можно было использовать в своих интересах. Президент набрал другой номер и направился к себе в кабинет – просторную комнату на втором этаже к западу от покоев.

Войти можно было только по голосовой команде. Тихо прошептав некое имя, Деодат проник внутрь и уселся на своё кресло. Если в тесной каморке Гондона не было даже окон, а мебель можно было пересчитать по пальцам, то у президента, разумеется, днём было светлее, чем в Раю – и не только от светил. Бело-жëлтые знамёна древнего дома де Даммартенов, десятки фамильных портретов, дорогая аппаратура, внушительное фортепиано (подарок Алена. Правда, Деодат почти никогда не играл на нём), диван с масса-таузским ковром… Большая часть этого нагромождения занимала углы помещения, а Деодат либо отдыхал на диване у окон, либо сидел за столом в компьютере. Большая часть дня уходила на работу вне Дворца, часто его вообще больше суток не бывало в столице из-за международных встреч, и моменты отдыха были редки. За компьютером Деодат, занятой человек, вëл органайзер – ему было важно контролировать не только свои действия, но и действия других политиков, будь это региональные управленцы, федеральные министры или лидеры других государств.

Пока президент редактировал свой органайзер, в дверь постучали. Зашла та самая женщина, которая общалась с Николя на последней встрече – самая юная советница президента, Анжелика де Лассаль. На этот раз оделась подобающе – в пиджак и брюки. Она, как родная дочь, встала возле сидящего Деодата, тот приказал сесть на диван. Слушались, Анжелика осторожно приземлилась, при этом отодвинула ковёр, который опасалась пачкать.

– Твоя мать, убереги Мефалла её душу, была хорошей женщиной.

– Господин президент, я…

– Анжелика, ты тоже хорошая женщина. Поэтому и не политик.

– Господин президент, я оправдаю ваше доверие!

Деодат, кого спустя год правления начало тошнить от постоянных обращений к нему как к "господину президенту", был готов биться головой о стену. Ему нужны не лакеи – ему нужны умелые помощники. Большинство даммартенистов, воспитанных школой Алена, не способно было понять столь простую мысль.

– Задание, которое я дам тебе, не для хороших людей. Тем интереснее, справишься ли ты с ним.

– Я-я сделаю всё, что в моих силах! Поверьте мне!

Деодат бросил косой взгляд на закрытую дверь и встал со стула. Намечался серьёзный разговор…

***

В прошлый раз мы познакомились с первым и пятнадцатым этажами штаб-квартиры "Кафки-2". Безусловно, они имеют большое значение для организации работы комиссии. Но где проходит сама работа? Разумеется, на оставшихся тринадцати этажах.

Исследователям "Кафка-2", работающим на нижних этажах, есть чем заняться. Помимо изучения самих машин, они обследуют живые организмы, которые подверглись их воздействию. В работе принимают участие биологи, анатомы, химики, географы… Работу специалистов возглавляет талантливый биогеохимик по имени Лариса Пушинина – выходец из Бореи. Она и её мать Злата приехали сюда прямо из Кемского государственного университета по просьбе генерального секретаря Всемирной организации Сайры. Под чутким руководством Пушининой продолжается поиск способа ликвидации машин. И ведь не только учёные и администраторы работали в комиссии! На верхних этажах находились склады, столовая и другие важные помещения, где работал обслуживающий персонал. Их вклад в жизнеспособность "Кафки-2" также невозможно не отметить.

112 число весны 429. День. Штаб-квартира "Кафки-2", Ла-Шатриан, центральная Терсилагия.

Первый день Колетт Леблан-Локонте на работе подходил к концу. Ничто её так не интересовало, как возможность попасть на второй этаж, где работала Пушинина, и приглядеться к работе специалистов, каким она и сама мечтала стать. Вследствие этого она прослушала большую часть инструкций Марины и за четыре часа работы сделала только одно полезное дело – распечатала Николя документ. Мыслями она была в лаборатории, где работала с микроскопом. Бруно Жюльен заметил это, когда столкнулся с Колетт в коридоре. Та чуть не упала и не уронила листы, но устояла. Глава комиссии, насмешливо хмыкнув, проронил:

– Ты всё ещё думаешь о машинах?

– Поэтому и пришла сюда.

– Настрой это хорошо. После твоей смены могу показать нашу лабораторию. Ты быстро пожалеешь.

– Ха. Думала, вы занятой человек.

– Я сегодня освобожусь пораньше, плюс есть возможность преподать ребёнку полезный урок.

Разошлись. Бруно, уверенно ступавший по мраморному полу, зашёл к секретарю, а Колетт, косо глядя на него, вернулась с бумагами к Николя. Оставшийся час времени провела в пустом кабинете, где не хватало даже принтера: рабочий стол, пара стульев, диван и компьютер. Пока Николя сидел за компьютером, она лениво валялась на диване. Тот всё расспрашивал о семье, об юных годах и образовании. Колетт почему-то ожидала, что этот человек, слепой с самого начала, будет ориентироваться на слух и ловко реагировать на любые изменения, но нет – он двигался медленнее улитки, будто ему было двадцать лет, а не столько же, сколько и Колетт. Девушке было даже немного жалко этого парня, застрявшего в немощном теле. Впрочем, больше думала о лаборатории.

– Ужас, – покачал головой Николя после рассказа помощницы о происшествии с Потрошителем. – А что с ним дальше случилось?

– Не знаю. Как-то не уследила… Надо будет разузнать на самом деле. Тут много белых пятен, но лично мне хватило и того, что я увидела своими глазами. Человеческая отвага… чтобы добиться своей цели, надо быть как умной, так и смелой! Это как в "Воине Галаре", знаешь?

– Видел…

– Ты не видел, ха-ха-ха!

– И всë-таки я видел, – снисходительная улыбка.

– Так ты с рождения слепой или как?

– Конечно.

Колетт, нахмурившись для шутки, глядела ему глаза в глаза в ожидании правильного ответа. Не отрываясь от лица Николя, включила чайник позади себя на подоконнике.

– Не с рождения, ослеп потом. Просто я вижу суть вещей, и мне не нужны для этого глаза. Я сужу по внутренней красоте.

– Что? Ты либо псих, либо психолог.

– Конечно, – даже не скрывал своё удовольствие от шуток над Колетт: глаза так и бегали.

Опять загнала себя в ловушку.

– Ладно, извини, не хотела задеть. Наверное, над тобой и так издевались.

– Было дело, люди меня не понимали. Но я и обиды на них никогда не держал.

– Что значит "не понимали"? Просто игнорировали? Или прям били?

– Я предпочитаю называть это "недопониманием".

– Это нормально вообще? – Колетт встала и налила им обоим чая. – Ты не груша для битья. Если не можешь дать сдачи, то расскажи родителям. Не позволяй всякому говну доминировать над тобой.

Де Курсель, проверяя пол перед собой тростью, добрался до дивана и осторожно сел рядом с Колетт. Пока пили чай, разговор продолжался.

– Никто меня никогда не бил. К счастью. Бруно всегда рядом, чтобы защитить меня, я ему доверяю.

– Ну и отношения, пф-ф-ф… Он тебе коллега или приёмный отец? – и треснула себя по голове прежде, чем Николя сказал следующие слова:

– Конечно.

…через час, освободившись, Колетт наконец покинула помещение. Бруно стоял возле своего кабинета и невозмутимо пил прямо из бутылки шампанского. Подобное зрелище было отвратительно Колетт, воспитанной порядочной матерью, но она сделала вид, что этого не заметила. Жюльен ловко метнул пустую бутылку в мусорное ведро в десяти метрах от него и дождался девушки. Как на зло, кто-то открыл окна в коридоре, и она чихнула. Босс подумывал осмеять её лёгкую блузу, но передумал.

Вызвали лифт. Ждать пришлось долго, поэтому Бруно воспользовался свободной минуткой, чтобы прочитать девушке нотации. Та сложила руки на груди, приняв решение только делать вид, что внимательно слушает. В своём пространном рассказе Жюльен поведал девушке, что каждая тварь должна знать своё место, будь это она, Жюльен, Марина или Лариса; начальство комиссии в лице него и Николя поощряет отзывчивость, исполнительность, веру в идеалы комиссии и… Когда Колетт язвительно заметила, что ей так и не разъяснили, что из себя столь малопонятные идеалы представляют, Бруно поведал – это поиск мирного применения этих машин или их безопасного уничтожения и борьба с их использованием в военных или политических целях. Ни больше ни меньше. Во времена, когда противоборствующие стороны ищут любые способы одолеть друг друга, нельзя допустить, чтобы в руки непорядочных политиков, военных или террористов попали нанороботы, способные уничтожить человечество.

Отдельно отметив, что президент Даммартен, конечно, выдающийся человек, Бруно всё же недвусмысленно намекнул, что он входит в список влиятельных лиц, кому было бы выгодно обладание машинным оружием. Будь воля Жюльена, "Кафка-2" находилась бы в другом государстве, но больше всего специалистов происходило из Терсилагии. Тема машинного оружия была интересна Колетт, поэтому она сама не заметила, как стала участницей оживлённой беседы. Вместе с Бруно зашли в лифт и поехали на второй этаж. Колетт почувствовала, что способна на дискуссию с главой комиссии. Она посмотрела на него снизу вверх и уверенно заявила:

– Но ведь рано или поздно машины получат все, кому они будут нужны. Это процесс, который невозможно остановить.

– Эта хрень появилась всего два года назад. Если что и произойдёт рано или поздно, так это их полное уничтожение, – огрызнулся Бруно и отвернулся от настырной лицеистки. – Чем раньше, тем лучше. Пока что в них нет ничего хорошего, одно лишь зло.

– А что, если они могут излечить лаввирус? Мы найдём способ перенастроить их, и тогда…

– Детские мечты. Люди уничтожат себя ими прежде, чем найдут что-либо. Тебе нужно вырасти, ребёнок. Мы – по природе ужасные существа. Поэтому тебе не стоит лезть к нанороботам. Там нужны люди с трезвой головой. Не как у тебя и, дай Мефалла, у меня…

Колетт углядела за спиной начальника икону, на которой были изображены Мефалла и её супруг, божественный Свет Сириус, в обличье обвивающих друг друга лоз. Ей вдруг стало смешно, что Бруно или другие сотрудники комиссии верят в богов.

– А что люди-то? Вон в "Кафке-2" до сих пор в богов верят. Это всё идолы виноваты.

Жюльен обернулся и взглянул на икону. Взглянул по-настоящему грустно, что удивило даже Колетт. Казалось, что Жюльен хотел что-то сделать или сказать – глубоко вздохнул и двинулся в направлении иконы, но застыл. После этого он вернул свою прежнюю ухмылку и обратился к девушке:

– Ну конечно люди верят в богов. Нам нужен идеальный образ, мотиватор. Запомни, Колетт – только испепеляющий свет святости очищает внутреннюю грязь. Пока ты ещё маленькая, но ты поймёшь, когда станешь старше. Люди творили много зла, оправдываясь религией, но те, кто постигали её посыл… становились в чём-то лучше. Можешь не верить, право твоё, просто не стоит считать себя выше тех, кто предпочёл жить по правилам, данными им "свыше". Верят, что боги мудрые, боги сильные. Вот только… Говорят… люди созданы по подобию божьему. А какое творение будет умнее своего создателя?

Лифт остановился. Бруно вышел, а Колетт даже не сразу поняла, чтобы прибыли: оторопела от столь сумбурного монолога, что называется, о наболевшем. Впрочем, эффект быстро прошёл, когда увидела лабораторное оборудование: здесь трудились специалисты Пушининой. Бруно взял с вешалки лабораторный халат, его примеру последовала и Колетт. Она, внимательно обходя специалистов, подошла к чашке Петри, внутри которой плавали колонии нанороботов. Глаза загорелись огнём. От машин оторвал голос Жюльена:

– Лариса, вот она. Покажи ей тут всё, по правде.

Колетт приподнялась и чуть не столкнулась с высокой исследовательницей. Девушка с окрашенными в белый цвет волосами презрительно хмыкнула, признав в Колетт очередную дилетантку, заинтересованную её исследованиями.

– Обслуживающий персонал? Только таких мне тут и не хватало.

Этих слов хватило, чтобы оскорбить Локонте. Гостью сдержало только то, что они находятся в лаборатории, где любой лишний жест может быть чреват серьёзными последствиями.

– У меня полно работы – надо закончить проект наномобиля… Прошу прощения, если вынесла мозг. Ну так что показать? Есть…

– Проект наномобиля? – Колетт ринулась за Ларису, но та молниеносно её остановила.

– Тише, девочка. Тут нет автомобилей, речь о…

– Я знаю. Не думала, что вы уже перешли к перестройке их компонентов. Есть уверенность, что не спровоцируете их центр? Где будут проводиться испытания? Я не знаю, насколько тут всё запущено или наоборот, но нам нужно быть уверенными в безопасности сотрудников.

Прекрасные миндалевидные глаза Ларисы, вытаращенные, стали искать поддержки у Бруно. Они кричали: "Кого ты привёл сюда!?" Но тот уже взял телефон, а потому отмахнулся и отошёл в сторону. Пока Пушинина приходила в себя, Колетт прислушалась к разговору Жюльена. Глава комиссии упоминал сессию ВОС, которая должна была состояться 160 числа, и некую задачу, которую он обязательно выполнит… Лариса отвлекла Колетт, встав между ней и Бруно.

– Если ты знаешь столько о машинах, то почему не в моей лаборатории?

– Ваш начальник решил, что мне лучше ухаживать за инвалидом.

– Ну ты… – Лариса едва сдержалась, чтобы не выругаться. Такое обращение в адрес господина де Курселя разгневало её. – Я бы тебя тоже сюда не пустила. У нас своя атмосфера, и мусор нам не нужен.

– Как знаешь, – Локонте на время проглотила обиду и вернулась к чашке Петри. – Но мне все-таки интересно, как у вас тут дела делаются. Я так мечтала работать с роботами… Ты даже не представляешь.

– И не дам тебе! Не трогай тут ничего, – Лариса взволнованно встала за ней, ничего ещё не предпринимая.

– Нанороботы… поглощают тебя и уничтожают, не оставляя ничего человеческого. Я видела людей, поглощённых ими… У-у-у, в этом есть своя красота. У вас тут нет трупов?

– Ты долбанутая, а? – у Ларисы подкосился глаз. – У тебя не то что подход к работе, у тебя психическое здоровье хромает.

Весь второй этаж комплекса занимала огромная лаборатория. Ряды металлических столов были заняты химическим оборудованием. Люди в халатах сновали от устройства к устройству, таскали пробирки с нанороботами и заносили на ноутбуки результаты своих испытаний. Здесь самые опытные исследователи во главе с Ларисой Пушининой пытались изменить устройство нанороботов. Никто не сидел без дела, каждый был занят ответственной работой.

В задачи отдела Пушининой входили поиск так называемого центра наноробота, отвечающего за саморепродукцию, и создание новых машин на основе материала обнаруженных в Тихом океане. В случае успеха можно было создать такие подвиды, которые бы уничтожали обычные машины или могли выполнять полезные действия: например, уничтожать опухоли лаввируса. Пушинина считала себя наследницей дела Реккерса и Селанд – великих докторов прошлого, искавших лекарство от рака. Тогда ещё никто не знал, что лаввирус будет вызывать опухоли нового типа. Подаренные самими небесами совершенные нанороботы, верила Лариса, могут быть полезны – что бы ни говорил Бруно. Пожалуй, в этом Колетт была с ней согласна.

– Можно микроскоп? Хотела…

– Нет!

– Эй, ты чего такая злая? – Колетт начала раздражать агрессия со стороны исследовательницы. – Я всего лишь посмотреть.

– Знай своё место, персонал. Здесь работают ответственные работники, а не такие как…

Прежде, чем Лариса успела что-либо сделать, Колетт положила руку на пояс и обнажила армейский нож, висевший у неё на поясе. Пушинина тут же отстала: отошла к столу. Даже не услышала, как один из сотрудников задал вопрос, касавшийся судьбы новой модели наноробота. В диалог вмешалась Локонте, уточнившая характеристики. Сотрудник, юный, как Колетт, опешил, но показал схему, которую имел с собой. Девушке понравилось, она предложила внести несколько поправок. Сотрудник стеснительно остановился у Ларисы, ожидая одобрения. Та приказала уничтожить модель и создать новую.

– Я читала твои работы, Лариса Пушинина. Ещё полгода назад. Ты хорошо разбираешься в машинах. Но твои статьи были… не лучшего качества. Тебя больше увлекает твоя высокая цель, о которой ты постоянно пишешь, но вот научная теория… хромает. Я могла бы помочь тебе с этим. Мир, дружба?

Сам факт того, что мелкая лицеистка смела разговаривать с ней в таком тоне, раздражал Ларису. Она покраснела от злобы и сжала зубы. Колетт глядела на соперницу взглядом, полным превосходства, и это лишь усугубляло ситуацию. На словах предлагая дружбу, Леблан-Локонте навязывала Ларисе своё покровительство. Может, это было намёком на высокое положение Колетт? Мелкая девица посмела угрожать её карьере? Чем больше Пушинина думала об этом, тем тяжелее дышала. И, очевидно, ожидавшая этого Колетт хитро щурилась, радуясь тому, что задела за живое.

Дружбы не будет.