Истинная история царевны-лягушки. Оптимистический постапокалипсис

– Какую-то девку ищут, – зевнул я.

– Девку пусть ищут, но похищение царевича – недопустимое преступление.

– Совершенно с тобой согласен. Кстати, как вы меня отыскали?

– Кто-то анонимку подкинул мне под дверь, – Степан недовольно цыкнул зубом. – Не царское подворье, а проходной двор какой-то! Анонимы шастают, похитители средь бела дня царевичей крадут!

– Я, откровенно говоря, подумал, что охрана на камерах похищение засекла.

– Кстати, надо к Кулибу зайти, – воздел указательный палец брат. – Пусть проверит записи. Ты хлыща хорошо рассмотрел, который утёк?

– Неплохо. Похоже, тот самый, который Марфе твоей масло волшебное продал.

– Откуда знаешь? – брови Степана сошлись на переносице.

– Да он меня на то же маслице подманил.

– Вот Ирод! Поймаю – разберу по косточкам! – рыкнул старший и со злости шарахнул рукой по дереву, имевшему несчастье стоять поблизости.

С хриплым карканьем с него сорвались три вороны и разлетелись в разные стороны. Как бы в ответ на их карканье со стороны палат донеслось громовое мычание. Мы со Степаном переглянулись и побежали.

На дворе стоял жуткий гвалт и суета. Разъярённый Тишка гонял дворню, заглушая своим пароходным гудком их крики. Из-за висящей на одной петле створки ворот конюшни философски поглядывал Ницше. Степан рванул к своему боевому быку, а я остановил пробегавшего мимо банщика.

– Что тут происходит?

– Тишка рехнулся! – работник общественной гигиены тяжело дышал, схватившись за сердце.

Тем временем брат оказался перед разъярённым животным, нёсшимся прямо на него.

– Стоять! – рявкнул брат.

Все встали. Кое-кто даже упал. Только вот Тишка уже никак не успевал остановиться. Он, правда, попытался притормозить. Но не смог. И, налетев на кулак Степана, проскользил мимо него бесчувственной тушей.

– На колбасу изволите? – к брату подскочил помятый дворовый, но тут же отскочил, обожжённый взглядом.

– Затащить обратно в стойло и осмотреть! Внимательно!

– Думаешь, кто-то над ним поработал? – спросил я, подходя к туше.

– Очень возможно. Пойдём до Кулиба, посмотрим записи.

15. Но ещё на подходе к посту охраны стало понятно, что и здесь не всё в порядке. Из-за двери слышался срывающийся на визг голос нашего техника.

– Как? Как, я вас спрашиваю? Двадцать лет работало и не ломалось!!! Ка-а-ак? – в ответ послышалось неразборчивое бормотание. – Что ты городишь? Отвечай, ламер хакнутый, каким образом?

Степан отворил дверь. Распекающий, да что там распекающий… Готовый поубивать двоих детинушек в косоворотках охраны, Кулиб попеременно то тыкал в клавиатуру, пытаясь оживить показывающие снег мониторы, то залезал под стол, то вздымал кулаки к небесам и направлял свой сверкающий взор на стражей.

– Здесь-то что стряслось? – раздражённо спросил старший. Кулиб чуть не плача бросился к нему на шею.

– Эти олухи всё угробили! Мало того, что сожгли пульт управления системы наблюдения, так они ж ещё и все записи стёрли! И бормочут что-то непотребное! Уж насколько я защиту от дурака наладил! Но на таких дураков даже я не рассчитывал!!!

– Дык это ж… Указания… В точности… – бормотал стоявший рядом с напарником здоровенный рыжий детинушка.

– Я тебя сейчас на двоичный код порву! – Кулиб отвесил ему звонкую оплеуху.

– Подожди, – я положил руку на плечо технику и повернулся к охранникам. – Какие указания? От кого? Давайте поподробнее.

– Ну, это самое… – замялся рыжий. – Сидим мы значит, дежурим с Антохой… И тут на экране надпись: «Вас приветствует системный администратор. Возможно, ваш компьютер подвергся хакерской атаке. Во избежание заражения и потери ценных данных следуйте дальнейшим инструкциям». Ну, мы же не могли допустить заражения и потери… Потому в точности следовали…

– Идиоты!!! – заорал Кулиб и стал биться головой о клавиатуру.

Пока успокоили техника, прошло добрых полчаса. Потом пошли проведать Тишку. Он уже спокойно стоял в своём стойле и флегматично жевал сено. Будто ничего не произошло. Впрочем, дворня никаких следов воздействия на него и не обнаружила. Степан сам взялся за дело. Постоял рядом, похлопал бычка по боку, зачем-то заглянул в уши, почесал макушку и сел рядом на тюк сена.

– Что ж с тобой стряслось, Тиша? От чего ты так взъярился?

Бычок положил голову к нему на колени и тяжело вздохнул.

– Что-то не замечал за ним раньше проявлений нежности, – удивился я.

– Он только наедине со мной себе такое позволяет, – Степан, казалось, сам готов был пустить слезу. – Я ж для него почти как папка. Маленьким телёнком взял, вырастил, воспитал. Он же не из наших. Мы его в походе нашли. Тощенький… весь в проводочках каких-то… Мемекает, титьку ищет…

– Погоди, в каких проводочках? – не понял я.

– Да там какая-то раболатория была. Извращенцы эти белохалатные что-то химичили. Мы их зачистили во избежание распространения. Так, кажется. А там – такой няшка, – брат умилённо улыбнулся, – Ти-ишка.

– Так он что, генномодифицированный? – всплыло где-то слышанное слово.

– Чо? – Степан с подозрением уставился на меня.

– Ну, может его вырастили из пробирки?

– Ты тут давай не умничай! Как бы он в ней поместился?

– Ну, может, опыты тогда на нём ставили?

– А вот это вполне возможно. От этих белохалатных всякой гадости можно ожидать. Рабов себе в этой раболатории делали. Ну и поплатились за это. А Тишку я вырастил. Потому что, знаешь, мы в ответе за тех, кого приручили. Я так сказал.

– Антуан де Сент-Экзюпери, – поправил я.

– А ты тут не выражайся мне всякими экзюперьями. Правильно я говорю? – Степан вопросительно поглядел на бычка. Тот негромко мукнул.

– Шлёпанцы Суворова! – старший хлопнул себя по лбу. – Мы ж совсем про Яшку с Гаврюхой забыли! Вань, бери телегу и к ним.

Я махнул на прощанье рукой и пошёл к выходу. Вдруг нога моя отфутболила какой-то чёрный камушек. Приглядевшись, я поднял его и с удивлением обнаружил, что это не что иное, как Марфушин хлебушек.

– Эй, Стёп, гляди-ка, что я нашёл! – подняв горелый сухарик, я подошёл к брату. Тишка тут же нервно стал бить копытом и всхрапывать.

– Так, это уже интересно, – проговорил старший и крикнул: – Эй, Евлашка! Кто сегодня Тихона кормил?

Оказалось, что неудачные экземпляры сегодняшней выставки хлебобулочных изделий отдали на корм скоту. Марфушин хлеб попал Ницше. Служка протянул его ослику, но тут Тишка взревел и первым делом, развалив ограду своего стойла, погнался за невольным отравителем. А там уже досталось всем.

Мой, однако, просчёт. Надо было сразу проследить, чтобы закопали отраву. Заболтался с царём, виноват. А Тихон и правда, какой-то генномодифицированный. Спасибо ему за спасение моего ослика.

В результате на двор, где меня держали в плену, я попал уже близко к сумеркам. Там царили тишина и спокойствие, что странно. Зная Якова и Гаврилу, можно было предположить, что они будут материться на всю улицу в ожидании смены караула. Однако ж меня встретила тишина.

Впрочем, нет. Из дома раздавался храп. В недоумении я вошёл внутрь и огляделся. Яков и Гаврила спали в обнимку на полу воистину богатырским сном. Я и толкал их, и по щекам хлестал, даже попинал слегка – всё бесполезно. Пришлось сходить до колодца и принести студёной воды. Правда, Яков даже после вылитого на него ведра не проснулся. А вот Гаврила сел, отплёвываясь, и уставился на меня мутным взором.

– Ванёк! – заулыбался он, сфокусировав на мне взгляд. – Что-то меня сморило…

– Что случилось? Где пленники?

– Какие пленники? – Гаврила задумался. Через десяток секунд он, кажется, что-то вспомнил и произнёс: – Где Яшка?

Я взглядом указал в сторону, где всё ещё храпел его напарник.

– Яшка, подъём! – проорал Гаврила. Конечно же, безрезультатно.

– Давай рассказывай, – велел я. Он вздохнул и сердито промолвил:

– Долго мы вас ждали. Степан же обещал сразу прислать телегу! Что у вас стряслось?

– Сначала ты.

– Ладно. Надоело вас ждать, мы сели на дворе перекинуться в дурачка. Вдруг в доме раздался какой-то шум. Я пошёл проверить. У меня всё.

– Как так «всё»? – не понял я.

– Следующее моё воспоминание, как на меня льётся ледяная вода.

– Интересная история, – я почесал нос. – Хватай вёдра, отливай Якова. Может, его история будет длиннее.

Рассказанная после трёх вёдер воды история Яшки была не намного длиннее. После того, как Гаврила отправился в дом и не вернулся, Яков последовал за ним. Сразу же он учуял какой-то посторонний запах. Увидел лежащего на полу напарника, попытался его вынести, но сил хватило лишь на несколько шагов.

– Усыпляющий газ, – прокомментировал я. – Хлыщ неплохо подготовлен. Хорошо ещё, что вас не убили.

Оба бойца стояли, потупив взор. Чую, знатный разнос им устроит Степан.

В свою опочивальню я пришёл совершенно разбитым. Василисы в комнате не оказалось, и я сразу завалился спать.

16. Я шёл по лесу. К счастью, не Тараканьему. Обычный такой лес. В основном лиственный, но кое-где виднелись сосны с ёлками. Местами попадались грибы. Чаще других это были красноголовые подосиновики.

– Вот ведь. Пошёл за грибами, а корзинку не взял! – усмехнулся я, продолжая двигаться вперёд и осматриваясь по сторонам. – О, малина!

Я устремился к кустам с крупными красными ягодами на краю солнечной полянки, но вдруг справа раздался хруст ломающихся деревьев. Нырнув в малинник, я уставился в ту сторону, откуда доносился шум. Вскоре берёза в пятидесяти шагах от меня рухнула и я увидел… Наверное, ноги. Длинные. Метров пять в высоту. И весьма стройные, если так можно сказать. Коленками назад, как у куриц. Пытаясь разглядеть их обладателя, я задрал голову. Над ногами возвышалось какое-то строение. Для будки дозорного великовато, для избы – маловато, да и архитектурка не та. Окошки больше похожи на бойницы, крыша плоская, из середины стены торчит какая-то толстая палка. Строение встало на краю поляны, с лёгким скрипом поворачивая эту палку вправо-влево. Я затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

Вскоре со страшным скрежетом ноги согнулись. Избушка утвердилась дном на земле. Видимо, сзади открылась дверь, и из-за угла строения вышла невысокая сухонькая фигурка с палкой в руке.

– Ивашка, хулиган малолетний, вылазь из малинника! – услышал я дребезжащий старческий голос. – Ты что ж думаешь, я тебя не замечу?

Признаться, так я и думал. Пришлось выйти. Как-то незаметно для меня старушка оказалась рядом и схватила моё левое ухо своей маленькой, но крепкой ручкой.

– Вымахал то, аки бычок калмыцкий, а всё прячешься по кустам! Стыдобища!

– Постойте, бабушка! – я кое-как высвободился и отскочил в сторону. – Простите великодушно, но я Вас не помню.

– Дожили! – старушка всплеснула руками. – Не помнит он! Ну, сейчас я тебе напомню!

С этими словами старушка крутанула свою палку, и я почему-то перевернулся через голову.

– Вспоминай, недоросль! – бабуля начала гонять меня палкой по поляне.

Я уворачивался как мог, пытался сбежать, но она всегда оказывалась рядом раньше, чем мне удавалось разорвать дистанцию. Наконец, совершив длинный полёт-кувырок, я укрылся всё в том же малиннике.

Отдышавшись, я осторожно выглянул из-за кустов. Старушки нигде не было. Всё ещё остерегаясь, я привстал, и тут сзади донёсся уже знакомый голос:

– Ну, что ты выглядываешь? Бери корзинку. Насобираешь малины – подходи ко мне в избушку. Напою чаем.

Потрепав меня за щёку и поставив рядом небольшое лукошко, старушка неторопливо поковыляла к своему жилищу. Ну а я, будучи хорошо воспитанным мальчиком, стал собирать малину. Корзиночка набралась весьма быстро. Малина сама сыпалась в ёмкость.

Чуть поколебавшись, я зашёл избушке в тыл и постучался в стенку рядом с открытой дверью.

– Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в невысоком живёт?

– Я, Ягушка-старушка, – донеслось изнутри. – Заходи, шутник.

Внутри оказалось весьма комфортно, хоть и тесновато. Справа у стены примостился настоящий сундук, покрытый узорчатым покрывалом. И ещё печка. Слева – резной буфет, за стеклянными дверцами которого виднелись расписные тарелки. Дальняя от входа часть оказалась занавешена весёленькими шторками, такими же, как и окна. Настоящие окна, как в простой избе, а не бойницы, какими я видел их снаружи.

На небольшом столике посреди комнатушки попыхивал настоящий самовар. Сама хозяйка уже сидела за столом и радушно улыбалась.

– Присаживайся. Малину поставь у входа, – бабуля налила мне чаю в ажурную чашечку.

Пройдя по тканой разноцветной дорожке к столу, я присел на резной стул.

– С чем пожаловал, Иван-царевич? – отхлебнув душистого напитка, произнесла старушка.

– Дык… не знаю, – искренне ответил я. – На самом деле меня больше всего интересует, откуда Вы меня знаете.

– Бывал ты здесь. Семнадцать зим минуло, семнадцать лет.

– Я ж тогда совсем кроха был. И не узнать.

– Это если поверх смотреть. А коли зришь в суть, не так уж сильно изменился, – бабуля наставительно подняла указательный палец.

– Бабушка, а кто Вы? – это был второй волновавший меня вопрос.

– Вообще-то, это секретная информация, – старушка приложила палец к губам. – Но тебе, так и быть, скажу. Я – номер три в списке самых разыскиваемых преступников Верхних миров.

– Признаться, не знаком с этим списком. Просто хотелось бы знать Ваше имя.

– Зови леди Йогой, – отмахнулась она.

– Баба Яга? – ахнул я.

– Ну вот, а говорил, что не знаешь списка.

Вдруг дом сотрясся от жуткого удара. За окнами заметно потемнело. Я с быстротой молнии, как мне показалось, вскочил со стула, но старушка уже успела откинуть занавес в дальней части комнаты. Там оказался пульт управления.

– Кощеюшка шалит! Пора отрываться, – произнесла бабуля.

Её пальцы резво скакали по клавишам и тумблерам. Дверь замкнулась, домик снова покачнулся. Сквозь окна стали видны верхушки деревьев.

– Выноси, родимая! – вскричала хозяйка, и родимая понесла.

Меня бросило на пол, в то место, где только что стояли стол и стулья. Краем глаза я отметил, что и прочая мебель тоже исчезла. Впрочем, мне было не до того. Меня болтало от стенки к стенке так интенсивно, что чай внутри превратился в газированную воду. Старушка же совершенно спокойно сидела в кресле у пульта.

– Ну что ты болтаешься, как спиннер в блендере? – при этих словах избушка резко затормозила, и я влетел в соседнее кресло.

Тут же движение возобновилось, но в кресле, как ни странно, тряска совсем не чувствовалась.

– За нами кто-то гонится? – спросил я.

– Я ж сказала – Кощеюшка. Чем слушаешь?

– И что он нам может сделать? Кто это вообще такой?

Экран пульта покраснел, заревела сирена. От удара избушка накренилась и рухнула на левый бок. Я всё-таки вылетел из кресла и очутился на полу.

17. – Не ушибся, прынц? – услышал я голос Василисы.

– Кажется, нет, – я отряхнулся и, опираясь о кровать, встал. – Что-то сны с каждым днём всё интереснее и интереснее.

– Ничего, скоро и наяву всё будет интересно, – пробормотала жена себе под нос, перелистывая страницу толстенной книги.

– Звучит как угроза. Всё ещё ничего не хочешь рассказать?

– Уже завтра, – задумчиво отмахнулась Васька, хлюпнув носом.

– Ах ты ж мать моя, кибернетика! – я в восхищении уставился на стол, на котором лежал… лежало…

Ну, все-таки, наверное, лежал. Ковёр. Видимо. На нём я увидел наше царство с высоты колокольни. Все здания, деревья, пруды, абсолютно всё невероятно чётко просматривалось. Наши камеры наблюдения не давали такого чёткого изображения.

– А если увеличительное стекло поднести, я увижу людей? – спросил я, в общем, не ожидая ответа.

– Стекло не нужно, – пробормотала Василиса, не отрываясь от книги. – Зум есть.

– Что? Да что ты там рассматриваешь?

– Неожиданные вещи, прынц, попадаются в твоей библиотеке.

Я с трудом оторвался от чудо-ковра и поглядел на обложку. «Лаборатория 513. Полное описание экспериментов».

– Что-то я не припомню такой книжки.

– Была завалена грудой всякого хлама. И слоем пыли лет за пять.

– За десять. Точно! – я хлопнул себя по лбу. – Степан из похода привёз! Я тогда полистал, но ничего не понял. Мал был ещё.

– Даже я не всё здесь понимаю.

– Погоди! Это ж из того похода он Тишку привёз? – я примостился рядом с Василисой. – Есть там что-нибудь про подопытного телёнка?

– Так. Человек-паук, человек-муха… Да, зря они этих двоих в одну камеру поместили, – на картинке было такое жуткое месиво из рук, ног и чего-то ещё, что я был склонен согласиться. – Так, поросёнок Эльф… странное имя для свиньи… Ослик под номером 302…

– Без имени?

– Да, не всем повезло получить имя, – Василиса пожала плечиками и перевернула очередную страницу. – Колония жуков-пожарников… Интересно, этих для чего использовать планировали? А вот, похоже, твой бычок.

Я взглянул на открытую страницу. На цветной картинке был изображён маленький телёночек, дней пяти. К его голове, грудной клетке и ногам вели стрелочки с цифрами.

– Что эти стрелочки обозначают?

– Сейчас прочитаю, – жена повела своим указательным пальчиком вниз. – Один. Лингвомодуль. Прошивка на пять языков с возможностью расширения.

– Это что за зараза?

– Похоже, твой бычок умеет разговаривать.

– Что-то не замечал за ним такого. Всё му, да му… Интересно, мукает он на одном языке, или на разных?

– Два. Пламенный мотор… Это что за шутки такие? – Василиса недоумённо уставилась в книгу.

– Что тут непонятного? Вместо сердца – пламенный мотор. Как в песне, – блеснул я знанием старинного фольклора.

– Какой-то странный стиль изложения для лабораторного журнала, – в сомнении пожала плечиками Васька.

– Да они там все болтанутые были, эти белохалатные, – махнул я рукой, но сразу поправился, – со слов Степана.

– Три. Усилители двигательного аппарата. Вот это похоже на правду.

– Это точно. Видела бы ты его в действии! Как это называлось? – я попытался вспомнить название механизма из старинной книги. – Паровоз! Не остановишь!

– Ну, допустим, сердце ему тоже модифицировали. А вот как включить лингвомодуль? Было бы забавно попробовать.

– Нет ничего проще. Пойдём на конюшню, да поговорим, – улыбнулся я. – Царевич я или нет? Имею я право на чудачества? Да в конце концов и Степан с ним постоянно разговаривает! Только вряд ли получает ответ.

– Кто знает, кто знает… Вот если б твой Ницше с тобой заговорил, ты бы как отреагировал?

– Ну, если б этот заговорил, об этом сразу все узнали бы!

– Ладно, прынц, иди завтракать. После сходим на конюшню, – Василиса с грохотом захлопнула книгу, подняв изрядное облако пыли.

Жанна на этот раз ничем особым не потчевала, даже почему-то не норовила закормить до полусмерти. Ходила какая-то задумчивая.

– Что-нибудь случилось? – спросил я её, отодвигая тарелку.

– Всё в порядке, Ванюша, – слова её прозвучали как-то неуверенно.

– Давай, рассказывай.

– Я не уверена… Василиса… Что-то с ней не так.

– Это я и так вижу. – я улыбнулся кухарке, – Что тебя настораживает?

– Понимаешь, она сегодня мылась в моей бадейке. Я слышала, как она плескалась за закрытой дверью. А когда вышла из комнаты – была всё такой же чумазой, – Жанна всплеснула руками. – А после того, как я спросила, не нужно ли ей помочь в помывке, она так странно на меня посмотрела…

– Так может она и не мылась? Может, она кораблики пускала, или ещё чего?

– Мне кажется, всё гораздо страшнее! – Жанна округлила глаза и прошептала замогильным голосом: – Она просто не умеет! Сколько лет по свалкам скиталась – разучилась, бедняжка…

– Не переживай, – я погладил кухарку по спине. – Уверен, всё будет хорошо. И уже очень скоро.

Жанна покивала головой и пошла в кладовку, а я прихватил пару яблок с блюда и отправился за женой в комнату.

– Готова к прогулке на конюшню?

– Подожди, принаряжусь, – Василиса надела новый кокошник на свою растрёпанную голову и вышла.

– Ты что ж так Жанну напугала? – спросил я, когда мы отошли шагов на сорок от дома.

– А что не так? – уставилась на меня Василиса.

– Она теперь думает, что ты разучилась мыться. Плюхалась, плескалась, а вышла – такая же замарашка.

– Моё упущение, прынц. Больше не повторится, – жена насупилась и, засунув руки в карманы, ускорила шаг.

– Всё-таки надеюсь, что завтра получу ответы на все вопросы, – вздохнул я и тоже прибавил скорости.

18. На конюшне было тепло и сумрачно. Запах сена и навоза густо стоял в воздухе.

– Слушай, – у меня возникла странная мысль. – Ты всегда такая м-м-м… неумытая… Но вот ведь какая штука – я не чувствую запаха давно не мытого тела.

Василиса улыбнулась и произнесла:

– Ты близок к прорыву, прынц. Работает голова-то.

Тем временем мы прошли мимо лошадей дружины и приблизились к стойлам Тишки и Ницше. Мой ослик с удовольствием принялся хрустеть протянутым мной яблоком. А вот Тишка отвернулся от угощения.

– У Стёпки, поди, взял бы, – с укором произнёс я.

Василиса молча забрала у меня яблоко и, откусив небольшой кусочек, принялась так упоённо чавкать, что мы втроём тут же уставились на неё. Ослик предпринял попытку тоже повторить вызывающие зависть звуки, но в результате уронил своё лакомство на пол, тут же подобрал и продолжил жевать. Тишка некоторое время глядел с укором, а потом потянулся к руке жены. Та сжалилась и протянула ему остатки яблока. К моему удивлению, он не только слизнул угощение с её ладони, но и дал себя погладить. Пока бычок жевал, Василиса прощупала его шею, посмотрела за ушами.

– Никаких следов операции, – констатировала она. – Впрочем, ничего удивительного. Слишком много времени прошло.

– Можешь попробовать разговорить его. С яблоком у тебя ловко получилось.

– Не так-то просто заставить говорить того, кто не хочет разговаривать. Особенно если он не умеет, – пробормотала Василиса.

– Йа-йа! – подал голос ослик.

– Немецкий? – обернулась к нему жена.

– Йа-йа! – подтвердил Ницше.

– А по-английски можешь?

– Йес! – произнёс ослик. Мы дружно сели.

– А по-русски? – пробормотал я.

– Да.

Мы переглянулись, совершенно обалдевшие. А ослик снова произнёс своё коронное «йа-йа», и вид у него был такой, будто он над нами потешается.

Из ступора нас вывел зычный голос Сафона:

– Его царское Величество Никанор Долготерпимый объявляет ткацкий конкурс открытым и приглашает всех участников в течение получаса!

– Ну и работка у человека, – посочувствовала нашему глашатаю Василиса.

– Нормальная, – отозвался я. – Не грязная, не пыльная. Голос поставлен. Знай, ори.

– Я и говорю, – Васька встала, опираясь об ограду загона. – Что-то не того мы проверяли на умение разговаривать. Слушай, там же ещё какой-то безымянный ослик с инвентарным номером присутствовал…

– Что-то не припомню…

– Ладно, ты хватай ковёр и беги на конкурс! А я пока повнимательнее изучу журнал.

– Я воль, майн фюрер! – прокричал я, вскакивая.

– Йа-йа! – донеслось из загона.

– Гитлер капут, – пробормотала Василиса.

19. В тронном зале яблоку было негде упасть. Гвалт стоял невообразимый. Боярчуки и купцы, дружинники и дворовые, все стояли вперемешку, что-то громко обсуждая.

– Что случилось? – спросил я у Якова, ближе всех стоявшего к входу.

– Система безопасности накрылась, – зевнул здоровяк.

– Ну, это я ещё вчера знал. Даже присутствовал.

– Кто-то, пользуясь этим, вломился к Отрыжкиным. Гаврила, если помнишь, в наказание за вчерашний прокол со мной всю ночь патрулировал. Марфа – у Степана. Старики ничего не слышали.

– Что-то своровали?

– Пока не ясно. В кабинетах у Варфоломея Афанасьевича и у Гаврилы всё разбросано, все ящики и сундуки выпотрошены. Так что им сегодня не до конкурса.

– Прогнило что-то в датском королевстве, – пробормотал я.

– Да хрен с ним, с датским-то, – пробасил Яков. – Со своими бы террористами разобраться.

– С кем?

Зычный голос перекрыл гул толпы:

– Несмотря на происки международных террористов, – отец на этот раз начал без объявления Сафона, – мы не сдаёмся и продолжаем политику долготерпения, меценатства и поддержания мира, которая приведёт к процветанию всех граждан нашего государства.

– Вот завернул! – восхитился Яков.

– Мы не позволим всякой нечисти портить нам жизнь! И поэтому вопреки их коварным планам продолжаем придерживаться наших исторических традиций! Конкурсанты, прошу вас!

Толпа кое-как размазалась по стенам, освобождая место в середине. Потянулись рушники, половички и прочие коврики. Закидон еле втащил и расстелил закрывшее половину зала произведение его жены – сшитый из разноцветных кусочков кожи «палас» (как он сам его назвал). Степан с улыбкой выложил носовой платок, на котором разноцветными нитками была вышита смешная рожица. Абрам прикатил на тележке узорчатые разноцветные мешки. Конечно же, с золотом.