Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»

Этот случай, для Родиона, долго откликался издевательскими насмешками девчонок и старых бабок, – дворовых посиделок. За зимний казус, связанный обморожением важного органа, Родька заработал хладокомбинатов скую кличку «Эскимо».

В зимние каникулы у мальчишек должны были состояться первые соревнования, но медицинская комиссия, не только не допустила Павла до хоккейного турнира, но и вообще запретила заниматься спортом. Для Павла это была трагедия. Начались длительные походы по врачам, где у него признали нефрит и положили в больницу. Два месяца провалявшись на обложенной книгами, больничной койке, он сильно прибавил в весе, что делало его повзрослевшим. При первой встрече с лучшим другом, Сашка Орехов обрадовал его приятным сообщением. Пока он лежал в больнице, в школе решили создать эстрадный оркестр. Сашка тоже, на пару с Вовкой ходил во дворец и постигал кларнет и саксофон. И у него неплохо получалось.

– Сыграем один раз на школьном вечере, потом от девчонок отбоя не будет, – говорил Сашка. – Я знаю одного негритоса из Иванова, приезжал к нам на гастроли, когда ты почки свои ремонтировал. За ним весь дамский пол, в городе бегал. А мы наружно красивее его будем. И когда мы с тобой исполним соло «Когда девушка грустит», увидишь чудо! Посмотришь, как стерва Липовская к тебе причалит на туфлях – лодочках, а ты её по борту пошлёшь небрежно. Напомнишь ей про коварное пряничное предательство. Скажешь ей, ты меня Анюта за пряники продала. Теперь тебе веры нет, хоть ты и красивая, как актриса Быстрицкая, но дюже продажная. Я понял, у вас красивых подлости больше, чем у Мани Батыревой уродства. Вот тогда она позавидует Мане.

Маня Батырева была самой старшей в их классе девочкой. У неё была большая квадратная голова и маленькое туловище с короткими ногами и когда она передвигалась, голова её постоянно качалась, как маятник. Создавалось впечатление, что ей тяжело носить голову на своих плечах. Маня несколько раз оставалась на второй год в разных классах и в будущем она восьмилетку так и не закончит, хотя и считалась самой лучшей шахматисткой школы.

– Орех, чтобы девчонки заинтересовались тобой, ты должен Маленький цветок, как Питер исполнять. Я тоже пока не Армстронг. А Анюта Липовская мне не интересна. Так иногда смотрю на неё, потому что девчонки с нашего класса все надоели, кроме Альбины Мельниковой. С ней и шахматы можно сыграть и вообще приятно поговорить на любую тему. Она мне такой же друг, как и ты, только вместо фургона косынку носит на голове, – говорил Паша.

К Павлу в школе после больницы учителя стали относиться лучше, добрее и терпимее. Александра Викторовна сразу его предупредила, что, если посреди урока ему необходимо выйти из класса, он может это сделать легко, при помощи поднятия руки. Такое послабление ему было на руку, особенно когда не выучены уроки, и Паша частенько к этому прибегал.

От уроков физкультуры он был освобождён, и по этой причине чувствовал себя полу человеком, которому позволено только есть, спать и играть вволю на трубе. А ему страстно хотелось движений и обязательно играть в хоккей. Но коньки на эту зиму были спрятаны от него так далеко, что в последующей жизни ему их не придётся, ни разу одеть на себя. Но был ещё футбол, где коньки не нужны были. На футбол его затащит парень классом старше, – Жора Хлястик. (С ним, впоследствии они вместе не один год будут играть за команду Водник).

На следующий год половина их класса заболеет желтухой, а ещё через год он сломает себе ногу, не дождавшись зимы. А потом их джаз – оркестр, отличится на областном смотре, и их захлестнёт волна разных конкурсов, где они будут становиться неоднократно лауреатами и победителями различных конкурсов.

Павел Алексеевич Тарасов с болью и сожалением вглядывался в хоккейную команду мальчишек. Четверо из них играли не только в хоккей, но и в джазе. Серёжка Платов, – защитник и гитарист, – повесился, ощутив себя после перестройки никчемным человеком.

Вовка Макар, – защитник и тромбонист, – умер в психбольнице от белой горячки. Юрка Осипов, – кларнетист и нападающий сидит за убийство в тюрьме. Остался один Орех, которого Павел Алексеевич видел последний раз год назад. Остальные музыкантами не были, но двое из них впоследствии стали хорошими спортсменами и играли за команды мастеров в высшей и первой лиги. «Славка Оленин», – считавшийся одним из лучших игроков города, спился. Последний раз, Павел его встретил деградированным и оборванным. Он тогда у него попросил на полбуханки хлеба и очень долго извинялся. Усов Виталька, – спалил свой организм стеклоочистителем. Единственные, о ком он знал, что они в норме, – это Лёшка Марков, – главный инженер завода. А так – же Пётр Рогожин начальник крупного цеха этого – же завода.

– Надо будет съездить, на родину, после новоселья. Проведать свою родню, – с друзьями детства встретится, – подумал Павел Алексеевич и перевернул следующую страницу альбома.

Следующая фотография была подписана 1966 годом, она была сделана на небольшом речном судне, на фоне родной реки Волги. Это была совместная фотография двух девятых классов.

Тогда завершился учебный год, май припекал не весенними лучами солнца, он с сумасшедшим напором рвался в лето, пытаясь изменить климатический календарь, и это ему удавалось. В городе повсюду распустилась сирень и черёмуха, а ребята уже купались в прохладной волжской воде, или тёплой небольшой речке «Огурец». Александра Викторовна, с 9 «А», и 9 «Б» классами дождавшись последнего звонка, прозвеневшим на линейке колокольчиком, который больше был похож на корабельную рынду, повела ребят на берег Волги. На многолюдном Перевозе, всегда пахло воблой и пивом, и Павлу тогда казалось, что такой запах издавали барыги, торгующие дрожжами и рыбой, а так – же выпивохи и цыгане. Этого люду там было предостаточно, хоть зимой, хоть летом.

Обходя их стороной, ребята спустились вниз к берегу, усыпанному галькой, где стояли несколько дебаркадеров, которые были облеплены кочующими цыганами.

С голубого дебаркадера учительницу окликнули:

– Саша, проходите по мосткам сюда.

Пожилой мужчина в тельняшке и белой форменной фуражке речника подзывал их рукой.

Зайдя на дебаркадер, морячок расцеловал учительницу в обе щеки, бегло рассматривая учеников.

– Это что – же дочка, все твои будут? – поинтересовался он.

– Мои папа, все мои пушистенькие и пернатые. Привела прокатиться, как мы с тобой договорились в назначенный час, но что – то обещанного судна не вижу.

– Пяток минут подождите, речной трамвайчик вышел от Стрелки и на всех узлах спешит к вам.

– Вы кто капитан будете? – полюбопытствовал белобрысый Серёжка Бобров.

– В прошлом, я был капитаном, водил вон такие суда, – он показал рукой на стоящий на рейде допотопный колёсный пароход «Нахимов», а сегодня работаю шкипером.

– А шкипер главнее капитана? – не отставал от него плохо осведомлённый Бобров.

– Шкипер – это командир несамоходного речного судна, а капитан, командир речного или морского судна, – пояснил он.

Речной трамвайчик пришвартовался к пристани с небольшим опозданием. Школьники успели за это время сбегать в магазин купить батонов и крюшону.

Павла сильная жара допекла до нетерпимости. На крыльце магазина он выпил свой крюшон и хотел выбросить бутылку в кусты, но внезапно чья – то жилистая рука, перехватила его за локоть. Он обернулся, перед ним стояла цыганка средних лет. Красные веки глаз и ярко накрашенные губы придавали вульгарный и неприятный вид её внешности. Смоляные с небольшой проседью волосы были сзади перевязаны зелёной, атласной лентой. Длинная крепдешиновая цветная юбка прикрывала босые ноги.

Она смотрела на Павла с возмущённым лукавством:

– Постой сокол ясный, если разобьёшь этот сосуд, то расколешь своё счастье, отдай мне бутылочку, а дашь Розе монетку, узнаешь свою судьбу. Роза никогда не лгала и сейчас не солжёт, – вытягивала она деньги у мальчика.

Павел всегда неприязненно относился к цыганам и гаданиям их не верил, но в этот миг у него взыгрался любопытный интерес. Он достал из кармана оставшийся гривенник и протянул цыганке.

– Я, гадаю по глазам – продолжала она гипнотизировать его, – В недалёком будущем ты окунёшься в протухший омут. Отмываться долго будешь от смрада, но большим человеком тебе быть! – Дай ещё одну монетку? – попросила она, – я тебе подробно расшифрую сказанные мною слова.

– У меня пусто в кармане, – выпалил он ей и побежал на посадку к прибывшему речному трамвайчику.

Павел, запыхавшись, вбежал на судно, и прошёл на нос, где устроился все ребята. Он присел на сидение рядом с Орехом и Вовкой Смирновым. Трамвайчик отшвартовался от причала. Из местного радиоузла полилась знакомая песня «Шумит волна, звенит струна», песню прервали, и детский девичий голос объявил:

– Здравствуйте уважаемые девятиклассники, вас приветствует на борту нашего судна экипаж Горьковского детского речного пароходства. Разрешите вас поздравить с успешным окончанием учебного года и наступающим праздником «Днём защиты детей» Желаем вам интересной экскурсии по нашей великой, русской реке Волге, и приятного вам всем времяпровождения, – звучало из эфира местного радиоузла речного трамвайчика.

Толкнув Павла, локтем в бок Вовка проговорил:

– Вот здорово, я знаю, что детская железная дорога есть на автозаводе. Они наш детский дом катали, а про пароходство не слышал. Добрая тётка у нас училка, такой нам праздничный сюрприз устроила. Я, ни разу далеко по Волге не ездил, а сегодня шлюзы увидим.

– Мне это не в диковинку, я катался и на двухпалубных и на трёхпалубных теплоходах и шлюзы все, какие стоят в городах на Волге, тоже видал, – ответил Павел. – Я, даже маленьким в капитанской рубке был, за штурвал держался и рулил.

– Тебе везёт, у тебя родители есть, а я дальше пионерского лагеря не ездил никуда, – с горькой обидой произнёс Смирнов.

Павел понял, что его бахвальство задевает Вовку за живое и, начал переводить разговор на другую тему.

– Вовка, а ты, куда поступать будешь после школы?

– Точно ещё не знаю, наверное, на повара пойду учиться, а не получится, тогда устроюсь на рынок. За торговые места плату буду собирать.

– Смирнов, ты бред, какой – то несёшь – встряла в разговор сидевшая сзади Липовская, – эта работа, связанная с финансами. Тебя нельзя к деньгам подпускать, по причине того, что ты считаешь, как Лобачевский, а во-вторых, ты на этой работе будешь помышлять, как обмануть бабушек, торгующих репой да луком. Профессию себе нужно выбирать к чему есть наклонности и к чему душа лежит.

– Грамотная нашлась! – тоже мне. Я, разве сказал, что буду обирать бабулек, – я сам обездоленный. Мы с Емелей Пугачёвым иногда ходили им помогать вёдра да корзины с товаром подносить. И денег с них не брали.

К теме выбора профессии, подключилась Александра Викторовна. Она села напротив ребят, внимательно посмотрела на них и начала изрекать нравоучительные вещи:

– Напрасно вы не прислушиваетесь к словам Анюты. Выбор профессии дело серьёзное. Кто – то мечтает о выбранной профессии с детства, и готовит себя к ней со школьной скамьи, кто – то после окончания средней школы, а иные себя находят в зрелом возрасте. Вот ты Володя действительно сказал бред, не подумав. Ты хорошо учишься! У тебя по математике твёрдые пятёрки, тебе обязательно надо поступать на физмат!

– Будешь в институте набираться опыту, как нужно грамотно и смачно материться при физических нагрузках, – сострил до этого молчавший Родион.

– Эскимо у тебя ни ума, ни фантазии, – сказала ему Липовская, – может Смирнов это будущий Лобачевский.

– Может быть, – согласился с ней Родион, – но если ты на него виды имеешь, и он на тебе женится, то звёзды на небе потухнут.

– Это ещё почему? – прищурила глаза Анюта.

– Мы все знаем, что Смирнов будет знаменитым учёным в науке, – сказал Родион. – Когда он подберётся к вершине славы, ты ему не нужна будешь. У него много к тому времени найдётся чаровниц, кто по утрам хорошо готовит яичницу. И все они будут относится к сословию академичных особ и безумно будут влюблены в Вовку.

– А я значит ему не подойду глазунью жарить? – ухватилась она за слова одноклассника.

– Анюта, ты худая, как мой обгрызенный карандаш и, если на такую жену смотреть и мусолить, каждый день, взвоешь, от мрачной жизни, как наш дворовый пёс Джек. Он в посты от голода гимны исполняет.

Все знали, что Родион ужасно не любил, когда его девчонки называли Эскимо. И он порой закатывал им словесный скандал, не забывая подёргать за косы.

Липовская покраснела после его слов и бросила Родиону:

– Недоделок – эскимос чокнутый.

После чего демонстративно отвернулась от него.

Родион отошёл от дискутирующей группы и сел на крышку люка.

– Вот я думаю ребята, – продолжала учительница, – наши ученики Орехов и Тарасов давно избрали себе профессию. Вероятнее всего они будут профессиональными музыкантами.

– Нет Александра Викторовна, музыка для меня досуг и моей профессией она никогда не будет, – возразил Павел. – Это Сашка Орехов решил поступить в консерваторию, а я пойду учиться в медицинский институт, на уролога.

– Я тоже туда буду поступать, – оправившись от обиды, – сообщила Липовская, – но буду детским врачом.

– А я закончу факультет журналистики, а после сразу поступлю в Высшую партийную школу при ЦК КПСС, – сказал Золотов.

– А я геологом буду, – заявил Бобров.

– А у меня на роду написано, – робко произнёс Емельян Пугачёв, – что быть мне бунтарём и мятежником, и фамилия у меня подходящая для этой деятельности. И за душой у меня ничего нет, кроме мыльницы и зубной щётки, а остальное принадлежит всё детскому дому.

– Фамилия никогда ещё не определяла будущее человека, – объяснила Александра Викторовна Пугачёву.

– Не скажите Александра Викторовна, – возразил ей Емельян, – если у Анастаса Ивановича Микояна есть авторучка с желанным пером, он перспективно нарисовал будущее своей фамилии. Или взять Абдурахмана – 1, он тоже не забыл в Эмиратах про свою родню. А про Авраамиев, я вообще молчу. Их развелось, с бронзового века, как головастиков у нас на Сенном болоте. А Пугачёва я знаю одного Емельяна.

– Академик известный есть Пугачёв, – подсказал ему Золотов.

– Но ведь не Емельян же? – бросил ему Пугачёв.

– Искренние мои пожелания для всех вас ребята, чтобы вы не ограничивались средним образованием, а закончили высшие учебные заведения. «Знания необходимо получать в полном объёме», – сказала преподаватель.

Она посмотрела на отрешённо сидящего, на пожарном ящике для песка Родиона.

Он втихомолку жевал батон и запивал его крюшоном. Его не интересовала экскурсия и тема выбора профессии.

– Родион, подойди к нам поучаствуй в полезной дискуссии? – пригласила, она Пухова.

Прожевав батон и сделав глоток из бутылки, он нехотя подошёл к кругу ребят.

– Я оттуда хорошо вас слышу, – показал он на ящик, – а если каждый пойдёт в институты, то дома строить некому будет. У меня отец пять классов закончил, работает бригадиром каменщиков, а какие дома строит, просто загляденье.

– Уважаемый Родион Фёдорович, – официально обратилась она к нему. – Переубеждать тебя не буду, но могу тебе напомнить, что есть строители имеющие дипломы о высшем образовании.

– Не уговаривайте меня, я себе уже давно застолбил профессию. Буду пожарником или водолазом и обжалованию это не подлежит. Они всех меньше работают, – сутки отдежурили трое дома, итого десять трудодней в месяц. Не жизнь, а малина!

– Теперь мы уже знаем, кем у нас Родион будет. Он, оказывается, давно определился в своём выборе. Ему по нраву героические профессии, связанные с риском для жизни, – в голосе учительницы явно проскальзывала шутливая интонация.

Одноклассники знали, что совсем недавно он грезил работой банщика в женском отделении городской бани. Он всем, не скрывая, делился своей голубой мечтой, к тому – же этой зимой его сняли работники типографии с дерева, откуда Родион через запотевшие стёкла пытался сфотографировать фотоаппаратом «Юнкор» голых женщин, мывшихся в бане. Папарацци из него в тот день не получился, ему тут же засветили плёнку и передали в руки милиции вместе с фотоаппаратом.

– Ой, я сейчас упаду, держите меня, – засмеялась Лера Шилова, – да тебе водолазный костюм нужен для того, чтобы ляжки женские под водой на пляже рассматривать.

– На твои кривые ноги если насмотришься, то спать ночью не будешь, – съязвил ей в ответ Родион, – я лучше тебя на Мочальном острове подловлю и ко дну к батюшке Нептуну в гарем сдам. Он мне за тебя может щучьей икры отвалит граммов десять.

Он скосил лукаво глаз в сторону Шиловой, заметив, что она от обиды надула щёки, и недобро сузила глаза. Это был сигнал, в таком состоянии она могла поцарапать ему лицо, но он продолжал её доставать:

– Можно, конечно, с Нептуном поторговаться ещё граммов на пять, – успокоил он её, – но я сомневаюсь, что ты потянешь больше десятка. Но мне на бутерброд с хлебом хватит.

– Идиот с латаной головой, – вспыхнула от обиды Шилова, – у меня ноги не кривые, а точёные и на Мочальный пляж я не хожу. И никаких Нептунов в Волге не водится.

– Всё равно уволоку тебя на дно. За твою утопшую душу ОСВОД мне даст премию десять рублей и бюро ритуальных услуг двадцатку отстегнёт.

Родион все свои планы высказывал Шиловой с серьёзным видом. Она, поверив в его намерения, немного встревожилась, но Лёра на язык была тоже остра, и его она часто заставляла замолчать.

Их перепалка всех развеселила.

Александра Викторовна встала с сиденья и отошла к другим ребятам, предварительно сказав двум спорящим одноклассникам, чтобы они вели себя, как взрослые люди, а не как дети.

Но Шилова распалилась не на шутку. Дождавшись, когда учительница пересела на другое место, она словно кошка подкралась сзади Родиона. И начала выпускать свои когти:

– Пухов, а у тебя не бывает такого ощущения, что ты себе не чирку отморозил, а голову, на которую в раннем детстве упала коровья лепёшка.

Родиона её ехидная реплика нисколько не смутила. Он покрутил ей пальцем у виска и сказал:

– Неумная ты Шилова. Мне и яблоки на голову падали, как Ньютону по нескольку раз, когда я ваши сады шерстил. Придёт время и на меня наитие грандиозное найдёт. Будешь бегать за мной по пятам, просится ко мне на работу в НИИ. Я тебя даже уборщицей не возьму.

– Это почему? – спросила у него, рядом сидевшая одноклассница Нина Жигунова.

– А я в штат буду себе набирать сотрудников только с научными званиями, не ниже кандидата наук.

– И, что ваш институт интересно будет изобретать? – поинтересовалась Жигунова.

– Как деньги из воздуха делать, вот чем, – резко ответил он, дав ей понять, что разговор с ней закончен.

Смеяться над его словами никто не стал. О его изобретении, которое он условно запатентовал среди мальчишек три года назад, – одноклассникам было ведомо. Родион брал за него по рублю со всех и ни копейкой меньше. Оно заключалось в беспрепятственной очистке недоступных фруктовых деревьев, чужих садов. Суть изобретения была до удивления проста. На конец длинной палки, которую он называл «десертная удочка», прибивался остро заточенный гвоздь. Обладатель такой удочки подходил к частному дому с высоким забором или злой собакой во дворе, остриё втыкал в плод, и тянул яблоко или грушу на себя. Такой метод пацаны признали продуктивным и дали ему кодовое название «Фруктовый стриптиз».

– Не дождёшься ты никаких умных наплывов в свой бараний череп, потому что ты Родион Пухов, а не Малиновский. – Родион Малиновский в то время был министром обороны СССР.

– Дура, ты Шилова набитая, – сказал он ей. – Я с тобой разговаривать не хочу. И вообще мне смотреть на тебя тошно, – махнул он рукой и пошёл к борту судна кормить батоном чаек.

– Да, преподносит жизнь иногда неожиданные сюрпризы, – всматриваясь в старую фотографию на речном катере, – сказал Павел Алексеевич, внучке.

– Как они грызлись между собой Родион и Шилова. По полгода не разговаривали, несмотря, что учились в одном классе и жили рядом, а потом взяли и поженились. Лера родила ему шестерых ребятишек. И по моим последним наблюдениям жили они неплохо тогда. Как интересно у них сейчас дела обстоят?

– Пап ты чего расселся? – зашёл в квартиру сын. – Некогда отдыхать, – торопил он отца. – Машину надо быстро загружать и отправлять. Одним рейсом всё не вывезем, ещё ходку будем делать.

– Да вот сынок, внучка в бумагах нашла альбом моей юности. Четыре только фотографии успел посмотреть а, сколько приятных воспоминаний, не передать!

– Отложи его пока, после вместе посмотрим, – сказал сын.

глава 3

Про альбом Павел Алексеевич вспомнил, только через неделю, когда они все сообща навели порядок в новой квартире. Дождавшись, когда вся семья отправилась спать, он достал альбом, и удобно устроившись в кресле, открыл его у себя на коленях.

Он просмотрел с удовольствием все фотографии, привезённые из пионерских лагерей и Артека. В международный лагерь Артек в те годы трудно было попасть рядовому пионеру. В основном там отдыхали отличники или дети больших начальников, партийных и профсоюзных работников. Ему тогда мать через ОБЛСОВПРОФ по великому блату достала путёвку, где он отдыхал вместе с иностранными детьми. Это были незабываемые и самые счастливые времена в его детской жизни. Он любил ездить и в другие лагеря, и когда вторично его нога вступала на территорию лагеря, Павел бросал свой чемодан и в первую очередь обегал все места, которые ему больше напоминали о приятных впечатлениях прошлых смен.

Здесь фотографии были, с пионерского прощального костра и с карнавала. Здесь он увешанный ветками папоротника, с разукрашенным лицом под дикаря, танцует переходную польку с Липовской. Но всех больше снимков, где он с пионерским горном и с трубой. Он с шестого по десятый класс, ездил в лагеря уже по бесплатной путёвке. Павел в отряде был на правах помощника вожатого, и пользовался льготами, как вожатые и причиной тому была его труба. Начиналась его работа с подъёма и до отбоя. По всей территории слышались его сигнальные команды. Утром его труба призывала. Вставай, вставай постели заправляй. В столовую идти, труба весело пела – Бери ложку, бери хлеб и садимся за обед. Каждый вечер если не было дождя он, аккордеонист и барабанщик на танцевальной площадке ублажали пионеров хитами того времени. Танцевали тогда в основном чарльстон, твист и переходную польку. Твист до 1965 года запрещали танцевать в общественных местах и многие пионеры, боясь обсуждений, под музыку тряслись вместе с молодыми вожатыми за пределами площадки, чтобы директор лагеря не смог увидеть, как они выделывают ногами замысловатые кренделя. А после вечерней линейки его труба протяжно и грустно выдавала. – «Спать, спать по палатам пионерам и вожатым».

А вот фотография попалась, где он в обнимку стоит вместе с Родионом около застеклённой веранды, где висит вывеска отряд No2 имени Володи Дубинина. В тот год их отправили обоих в лагерь на всё лето, чтобы они не бедокурили в летние каникулы в городском парке культуры и отдыха, который был открыт ежедневно, кроме понедельника.

Следующая фотография, он в парке вместе с группой пацанов. Они жили рядом, и парк считали своей территорией. Особенно им нравился понедельник, – выходной день у культуры и отдыха, но не у них. От нечего делать, мальчишки взламывали замки аттракционов и катались бесплатно на самолётах и различных каруселях. Хотя цена на аттракцион была тогда пять копеек, но зачем платить, когда мелочь можно было сэкономить и после на неё вечером сходить в летний кинотеатр посмотреть фильм или купить мороженое Эскимо на палочке по шесть копеек. А потом их поймали одиннадцать человек со двора и забрали в милицию, где пугали электрическим стулом, который был похож на стульчик сапожника, но с круглым отверстием внутри и привязанным к ножке куском проволоки. В конце концов, не совсем злые дяденьки милиционеры строго наказали им, чтобы они по понедельникам в парк не ходили. А если и бывали там, то замки не трогали. Они угостили ребят барбарисом и распустили всех по домам, пообещав, что в школу и родителям сообщать не будут. Тогда мальчишки действительно думали, что им показывали смертельный стул, пока им взрослые парни не объяснили, что это персональный туалет для безногих арестантов, которых в те времена после войны в городе много ещё осталось в живых.

Он с улыбкой на лице вспомнил один смешной эпизод, связанный с парком этим же летом. Через стадион и парк Павел возвращался домой из дворца культуры с трубой. В гуще кустарниковых зарослей, где у них с мальчишками были сооружены из двух досок и кирпичей низкие места для отдыха, где они могли, прячась от глаз взрослых выкурить сигаретку или папиросу. Из этих кустов, хорошо обозревалась шайба, – так называлось круглое стеклянное кафе, которое в будние дни чаще посещал рабочий люд. В день получки, кому не хватало в шайбе места, компании устраивались под густыми кустиками и распивали спиртные напитки на свежем воздухе, периодически бегая в шайбу только за закуской и пивом. Во время распития в обязательном порядке у мужиков возникали горячие производственные разговоры, которые, как правило, заканчивались драками. Наставив себе синяков, они маленькими группами расходились, а кто не в силах был передвигаться, оставался спать в парке, до приезда наряда милиции. Но до милиции мальчишки после драк делали первыми набеги мест побоищ, где часто находили оброненные деньги либо другие личные предметы драчунов. Чаще это были наручные часы, перочинные ножички или ключи от замков, которые Родион коллекционировал. Потом, как оказалось, во время пьяных разговоров он определял, где работают выпивохи, и после на другой день разыскивал растерю и возвращал ключи за небольшую компенсацию.