Путь Принятия Тени. Том 1

- -
- 100%
- +
И это было прекрасно.
Мышцы натянулись, как тетива, сердце забилось в радостном ритме предстоящей резни. Разум прояснился, наполняясь острым, пьянящим наслаждением.
Тьма сгустилась, и из нее возник Линь Юй – окровавленный, рыдающий, сжимающий Ледяной Вздох.
– Я уже видел, как он умирает по-настоящему! – Сюэ Лэн расхохотался, и в смехе звучало чистое презрение. – Ты думаешь, эта пародия меня напугает?
Иллюзия сменилась: Линь Юй и Хань Фэн уходили от него. Он рассмеялся еще громче, но теперь в смехе зазвенела знакомая злоба. Он рубанул Ледяным Вздохом – меч прошел сквозь пустоту.
– Огненные талисманы! – сквозь вихрь кошмара пробился ясный голос Линь Юя.
– И мантру разрушения иллюзий! – тут же добавил Хань Фэн. – Мы обеспечим поддержку.
Сюэ Лэн, наслаждаясь каждым мгновением, действовал. Капли его крови воспламенили талисманы. Ослепительные всполохи выжгли тьму. Демон попытался ускользнуть, но из пространственного мешка вырвались ножи и вонзились в него, сковывая древними заклятиями.
Мига обездвиженности хватило.
Единый, сокрушительный удар обоими мечами, в который он вложил всю свою ярость и торжество, рассек тьму надвое.
От демона остался лишь пепел.
Сюэ Лэн вложил мечи в ножны, насмешливо бросил через плечо:
– Ну что, озаренные добродетелью? Возвращаемся за подачкой за спасение жалкой деревни?
Не дожидаясь ответа, он зашагал прочь, нарочито медленно и вразвалку, погружаясь в наступающую ночь. Его взгляд привычно скользил по теням, выискивая угрозы, но здесь не было ничего, что могло бы его остановить.
Он не мог сдержать самодовольной ухмылки. Линь Юй поверил ему. С дружком он как-нибудь разберется. Глубоко внутри шевельнулась игла сомнения, но тонула в упоении от собственной победы.
– До деревни я вас доведу сам, – хмыкнул он. – А там посмотрим. Если, конечно, Юй-гэгэ не против.
Он шел уверенной походкой, прислушиваясь к ночи. Мышцы приятно ныли, по венам будто текла чистая энергия.
И в этой тишине к нему вернулось странное воспоминание.
Сквозь азарт битвы он тогда уловил отголоски тошнотворных чувств – наверное, их. И вспомнил тяжелую горечь после своего удачного обмана. Чувство Хань Фэна. Слабость, которую можно использовать.
Но были и другие ощущения. Легкие, светлые, как утренний ветерок. Те, что он поймал у костра и на рассвете.
«Неужели… это Линь Юй? – мысль зацепилась за сознание. – Неужели он ВСЕГДА так чувствует мир? Этот восторг? Это ощущение чуда?»
Если да… выходило, проклятый Хань Фэн отнял у Линь Юя не только глаза, но и ЭТО. Эту прекрасную, хрупкую способность видеть мир как чудо.
Луна поднялась выше, освещая дорогу. Сюэ Лэн ускорил шаг. У деревни, в глубокой ночи, он без споров передал управление. Пусть сами решают, что делать дальше.
***
Холодная луна отбрасывала призрачные тени на спящую деревню. Воздух был свеж и прохладен. Когда Хань Фэн ступил на окраину, собаки встретили его настороженным лаем.
В окне дома старосты мерцал огонек. Едва Хань Фэн приблизился к порогу, дверь распахнулась. На пороге стоял сам староста, его седая борода серебрилась в лунном свете, а в глазах читалось безмерное облегчение.
– Достопочтенный! Мы уже и не надеялись увидеть вас живым!
«И не увидели бы, если бы не я!» – язвительно хмыкнул в глубине сознания Сюэ Лэн.
В доме пахло хлебом и травами. Служанки, разбуженные хозяином, спешно накрывали на стол скромное угощение.
– Простите за скудость, – каялся староста, – мы не смели надеяться… что вы вернетесь до рассвета.
«Врет, сученыш! – мысленно фыркнул Сюэ Лэн. – И платить, ясное дело, не собирался!»
Пока готовили ночлег, староста достал из потайного ларца небольшой сверток в шелковом платке и мешочек с монетами. Развернув шелк, он открыл взору нефритовую пластину, испещренную рунами, что светились в полумраке двойным светом – алым и синим.
– Деревня наша небогата, и вознаграждение ничтожно. Позвольте вручить вам этот дар. Он хранился в нашем роду поколениями. Говорят, мой прадед нес в себе две враждующие души, но с обретением сего амулета обрел покой.
Хань Фэн принял дар с подобающим почтением. Пальцы едва ощутимо заныли от прикосновения к древней силе, дремавшей в сердцевине камня.
«Если мои догадки верны… это может стать решением», – промелькнуло у него, пока он ощущал ровное, живое тепло артефакта.
Ни тени проклятия, ни намека на скверну – лишь чистая, нетронутая мощь, ждущая своего часа.
Изменений он пока не чувствовал. Лишь по-прежнему отчетливо осознавал два других присутствия в своем сознании. Но впервые за долгое время в глубине души шевельнулся робкий росток надежды.
***
Во второй главе:
Откроется тайна содержимого тревожного чемоданчика Сюэ Лэна. Сон пронесон. Любопытная Варвара и сама не рада. Покатушки на мече и прочее…
***
Глава 2. Проникновение в чувства
Линь Юй спит, и ему снится чужой кошмар. Он видит глазами Сюэ Лэна.
Ярость. Горькая и едкая переполняет Сюэ Лэна и выливается в слова, которые он швыряет в молчаливую фигуру в белом – в Линь Юя. Он не видит того, кого ранит словами, спеша выплеснуть всю накопившуюся боль.
Краем глаза замечает алое пятно на белоснежном ханьфу. И все в крови. Белые одежды пропитываются алым, а Линь Юй, неумолимо оседает все ниже и ниже. Прямо на землю, что жадно впитывает ярко-алую кровь.
НЕТ.
… сон меняется…
Мир серый, пустой и бессмысленный. А потом наступает темнота. Теперь он и сам мертв. Но в миг, когда душа должна отправиться в цикл перерождений, к нему приходит духовное зрение.
Он видит это. В лезвии Ледяного Вздоха, того самого, что вонзился в Линь Юя, – теплится, словно запекшаяся капля света, самый крупный осколок души Линь Юя.
И все обретает новый смысл.
Его бестелесная сущность, подобно хищной птице, впивается невидимыми когтями в ткань мироздания. Он яростно цепляется, отчаянно сопротивляясь потокам, уносящим его в небытие.
Собрав всю свою волю, всю свою одержимость в ослепительный сгусток, он совершает последний бросок.
К нему. Он останется. Он вернет его.
***
Хань Фэн во сне видит… Он – Сюэ Лэн.
Его сознание – не его собственное – щелкает, как ловушка, сканируя пространство на предмет угроз. Весь мир враждебен. Он ранен. Слаб.
Перед ним – враг. Один из тех самодовольных праведников, что смотрят на него свысока. Как же он ненавидит этих чистюль! Они не знают, каков мир на вкус.
«Ничего, – проносится чужая мысль. – Я окуну его с головой в самое настоящее дерьмо. Начну с этого».
Он притворяется спящим, чувства обострены до предела. Слышит крадущиеся шаги. Едва уловимый шорох – что-то маленькое и легкое положено на подушку. Посетитель, стараясь не шуметь, уходит.
Он открывает глаза. На подушке лежит засахаренный финик.
Просто так. Без условий. Без требований.
Из-за той глупой истории про мальчика, который любит сладкое? Никто и никогда… Это невозможно. Ловушка? Он не понимает. Не может вычислить подвох.
На кухне, при свете дня, он высыпает овощи из корзины. Почти все гнилые. Куплены у жулика с крайнего ряда.
Линь Юй абсолютно беспомощен в этой жизни.
И именно этой своей беззащитной чистотой он цепляет его, Сюэ Лэна, за живое.
«Придется самому навести порядок, – решает он с странным, почти нежным озлоблением. – Я буду пачкать руки. А он… пусть остается чистым».
***
Сюэ Лэн провалился в сон Линь Юя.
И тут же его накрывает волна абсолютного, полного отчаяния.
Испуганный голос девочки звучит как приговор. Он – Линь Юй – верит ей сразу. Это жестокое подтверждение его главного страха: он недостоин этого мира. Он был слеп, закрывал глаза на правду, верил в лучшее в людях.
А сейчас он вдвойне слеп.
Его обманывали. Нет никакого дорогого друга. Есть только жестокий убийца, который мстил ему, и месть удалась.
Он слушает эти слова и хочет лишь одного – исчезнуть. Перестать существовать. Каждое его действие, направленное на добро, вело лишь к большему ужасу. Он не должен больше жить. Никогда.
Картина меняется. Резко. Теперь он – Хань Фэн.
Он приходит в себя и узнает шокирующую правду: прошел год с тех пор, как Линь Юй ушел, пожертвовав ради него всем.
«Если бы я знал… Если бы я знал, что он отдаст за меня свои глаза… я бы никогда не согласился!»
Как он мог обвинять его? Как мог сказать, что не хочет его больше видеть?
Чувство вины обрушивается на него с весом целого мира. Прощения ему нет. Но он может попытаться искупить вину. Найти Линь Юя. Умолять о прощении. Просить лишь об одном – стать его тенью, его спутником, его опорой. Пусть даже не другом.
***
Линь Юй открыл глаза. Несколько мгновений он лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину дома. Первые лучи солнца пробивались сквозь шелковые занавеси, рисуя на стенах причудливые узоры. Тело приятно ныло после крепкого сна, а вчерашняя битва с демоном казалась далеким кошмаром. Как и смятение от осознания, что в нем живут еще две души.
Свои ли друзья?
Мысленно возвращаясь к снам, он поражался силе возникшей связи. Они проникали в самые сокровенные воспоминания друг друга. И если сны правдивы… то Сюэ Лэн не лгал. Те ужасные слова были вырваны обидой и яростью. Значит, он не убивал друга? Не был орудием мести?
Но тут холодная мысль вонзилась в сознание: Монастырь Белых Снегов. Род Чжу. Он снова забывал, что его безымянный друг – Сюэ Лэн, чьи руки по локоть в крови.
– Утречка! – в его сознание ворвался веселый голос, словно сорвавшийся с цепи. – Наш благодетель, старик, явно рассчитывал на наш труп. Плата – гроши, а в придачу – пыльная безделушка. За подобную работу Орден Сияющего Огня берет в разы больше.
– Мы были обязаны помочь, – мягко, но твердо парировал Линь Юй. – Дорога – их единственная артерия. Да и разве могла деревня собрать сумму для оплаты услуг могущественного Ордена?
– Артефакт подлинный, – в разговор вступил Хань Фэн. – Возможно, он поможет обрести равновесие.
– От некоторых лишних душ не помешало бы избавиться, – голос Сюэ Лэна сочился ядом.
– Надеюсь, ты не имеешь в виду кого-то конкретного, – Хань Фэн говорил сквозь зубы. – Сейчас не время для этого.
– О, я всегда имею в виду кого-то конкретного. Некоторые души настолько навязчивы, что отравляют все вокруг.
Линь Юй почувствовал, как напряжение нарастает, и поспешил сменить тему.
– Мне… приснилось что-то странное, – он все еще был под впечатлением. – Я видел, как душа Сюэ Лэна оказалась в Ледяном Вздохе. Это… правда?
– А что еще ты видел? – с жадным интересом вклинился Сюэ Лэн.
– Я чувствовал твою злость… обиду. Но не желание моей смерти. И когда ты сам умер, то увидел осколок моей души и сделал все, чтобы остаться.
– Ну конечно, я же говорил! – с искренней обидой воскликнул Сюэ Лэн. – Ты до сих пор сомневаешься во мне?
Воцарилось тягостное молчание. Хань Фэн не хотел помогать врагу, но ложь была невозможна.
– Линь Юй… до твоего воскрешения я видел алые всполохи на клинке. Думаю, это была его душа. – Он делал паузы, подбирая слова. – Я впал в транс, а когда очнулся… он уже был внутри. Это он настоял на ритуале. Я согласился. Так что… да. Эта часть твоего сна, вероятно, правда.
В воздухе повисло невысказанное признание, но его прервал деликатный стук в дверь.
– Почтенный гость, завтрак подан. Не соблаговолите ли вы присоединиться?
***
Подойдя к высокому зеркалу, Хань Фэн окинул себя внимательным взглядом. В отражении увидел, конечно же, не себя, а Линь Юя. Его поразило собственное отражение: горделивая осанка и сурово сжатые губы совершенно не соответствовали тому образу, который он хранил в памяти. Такой Линь Юй вызывал необъяснимое беспокойство.
– Благодарю за заботу, – ответил он служанке, открывая дверь. – Я готов.
Его провели через сад. Влажная трава пружинила под ногами, воздух пах хлебом и травами, но умиротворение не приходило. Воспоминания о сне не отпускали. Если верить им, Сюэ Лэн сначала хотел мести, но потом… проникся заботой. А те ужасные обвинения во время их боя могли быть лишь уловкой, чтобы выбить его из равновесия. И это сработало.
В купальне его ждала теплая вода. Пар окутывал тело шелковистой дымкой. Он погрузился, чувствуя, как напряжение медленно уходит. Мышцы расслаблялись, мысли прояснялись.
И в этот миг он лишился контроля.
Его рука поднялась сама собой – плавно, против его воли. Пальцы коснулись кожи на груди, но ощущение было чужим, навязанным: не его собственное прикосновение, а чье-то постороннее, изучающее и бесцеремонное.
Отвращение и ярость, острые как клинок, вспыхнули в нем. Он резко встал, водой с громким всплеском хлынув на пол, и грубо обернулся в полотенце, пытаясь скрыть не тело, а позор от этого вторжения.
– Кто бы мог подумать, – в сознании прозвучал ядовитый голос Сюэ Лэна, – что наш аскет так болезненно реагирует на простое изучение… обстоятельств.
Хань Фэн, не говоря ни слова, стремительно вышел, оставляя за собой мокрые следы. Внутри бушевал хаос. Это было не просто нарушение границ – это было тотальное осквернение его воли.
– Что, даже пошутить нельзя? – продолжил подкалывать Сюэ Лэн, но тут же замолк, почувствовав, как их общее тело сковывает стальная узда самоконтроля Хань Фэна.
После завтрака он собрался в дорогу. Староста вышел проводить его к воротам.
– Без вас наша деревня была бы обречена. Примите нашу глубочайшую признательность.
– Я лишь исполнил долг, – сдержанно ответил Хань Фэн. – Пусть процветание и мир всегда царят в вашей деревне. А мне пора продолжить свой путь.
***
Солнце поднималось выше, заливая светом луга, куда они вышли из леса. Воздух гудел от пчел, круживших над пестрым ковром цветов. Здесь, в центре умиротворенной духовной силы, Линь Юй решился на эксперимент.
Он развернул шелковый платок с амулетом. На солнце тот казался простой безделушкой, но Линь Юй чувствовал скрытую мощь. Он сосредоточился, направляя к нефриту тонкие нити своей энергии. Но артефакт молчал, отвечая лишь теплым, живым пульсом.
– Юй-гэгэ, надо кровью. Давай я, – Сюэ Лэн вторгся в их общее сознание, мгновенно перехватывая управление и привычным жестом активируя амулет. Его действия были полны уверенности – подобное явно происходило не в первый раз. Пальцы скользнули к поясу, где после сражения с демоном всегда висел один из излюбленных ножей. Отточенными, почти ритуальными движениями протянул руку над нефритовым амулетом и быстрым движением уколол внутреннюю сторону запястья.
Алая капля сорвалась с пореза и повисла в воздухе, словно застыв на мгновение. Затем она медленно, будто нехотя, начала опускаться к поверхности нефрита. В момент соприкосновения магические руны, до этого едва заметные, вспыхнули алым и синим. Кровь будто впиталась в камень, и амулет запульсировал в такт биению сердца. Связь стала абсолютной. Нефрит принял жертву, и древняя сила, заключенная в нем, ожила. Видения начали проявляться одно за другим, каждое ярче и четче предыдущего.
Первым возник серебристый вихрь. Две души в одной оболочке, словно два желтка в одном яйце. Им тесно вместе, они толкаются, но вдруг рядом появляется другая оболочка, и одна из душ перетекает туда. Теперь они обрели независимость, но потеряли глубинную связь – две души и два человека.
Затем его сменил золотой. Две души, подобно двум рекам, сливаясь воедино, переплетаясь, словно нити в драгоценном шелке, рождая нечто новое и могущественное. Но чем дальше развивалось видение, тем яснее становилось: новая сущность обретала собственные черты, поглощая личности обоих.
И наконец – багровый. Одна душа, подобно хищной птице, набрасывается на другую, пытаясь поглотить ее целиком. Более сильная сущность оплетала слабую цепями из чистой энергии, подчиняя своей воле. Сопротивление слабой души было отчаянным, но тщетным – с каждым мгновением ее свет мерк, пока не угас окончательно. Победившая душа, хоть и стала могущественнее, почернела от зла.
Видения растаяли. Линь Юй медленно возвращался в реальность, чувствуя, как призрачные образы тают в воздухе. Он глубоко вздохнул, наполняя легкие ароматным воздухом теплого луга, и медленно открыл глаза.
– Ну что, видели? – голос Сюэ Лэна звенел от возбуждения. – Теперь я знаю, чью душу поглощу. Нам с Юй-гэгэ больше никто не нужен.
– С чего ты взял, что твоя душа сильнее? – ледяно отрезал Хань Фэн. – Лишь подлость давала тебе преимущество.
Линь Юй с укоризной обратился к ним обоим:
– Полагаю, вы же сейчас не всерьез обсуждаете, чья душа поглотит другую? Поглощение душ – это путь тьмы и разрушения.
– Да ладно, расслабься, не съем я твоего Хань Фэна, – небрежно ответил Сюэ Лэн.
Линь Юй примиряюще добавил:
– Есть и другие пути. Нам нужен ритуал разделения и подходящий сосуд. Может, поискать в архивах крупных кланов?
– Точно не в Ордене Цветущего Лотоса, – сказал Сюэ Лэн. – Они не жалуют любые отклонения от праведного пути и жестоко пытают тех посвященных, кого хоть сколько-нибудь подозревают в причастности к темному пути. А нас трое в одном теле – это может вызвать подозрения. Орден Туманных Пиков не подойдет – они знают, что ты мертв. Орден Взвешенных Решений – тупые вояки. – И, подумав, добавил: – Разве что можно было попытать счастья в Ордене Сияющего Огня… Но по-хорошему надо искать там, где пахнет настоящей жизнью. В трех днях пути есть… одно местечко. Там торгуют всяким. Спросим.
– Какое местечко? – настороженно спросил Линь Юй.
– Черный рынок.
– Нет! – Линь Юй и Хань Фэн сказали это почти одновременно.
– Это незаконно и опасно, – добавил Хань Фэн.
– О, не беспокойся, – Сюэ Лэн усмехнулся. – У меня с людьми обычно не бывает проблем. Я всегда договариваюсь.
Линь Юй, игнорируя его, повертел амулет в руках.
– Символы эпохи Разобщенных Кланов… Их использовали для стабилизации духовных структур.
– Эпоха до основания Орденов, – задумчиво произнес Хань Фэн. – Их архивы утеряны… Но я слышал о Безумном Мудреце Гор. Он живет в горах неподалеку и коллекционирует такие реликвии. Если лететь на мече, мы будем там через пару дней.
Путь был определен.
***
Первым на меч встал Линь Юй. Он управлял оружием слишком аккуратно и медленно. Сюэ Лэну почти сразу стало скучно. Мысли невольно вернулись к недавнему сну.
Он тоже во сне видел чужие воспоминания. Выходит, что Линь Юй сразу же поверил в его месть не потому, что относился к нему с презрением, а потому что считал себя недостойным. Что за нелепость? Какая извращенная логика у этих светлых посвященных! Все они такие? Или только Линь Юй настолько своеобразен?
Хань Фэн, похоже, и не подозревал о намерении Линь Юя отдать ему свое зрение. И потом так страдал… Надо же, какой сюрприз тому преподнес Линь Юй! Того и похвалить хочется за изящную месть – вот как надо отвечать на грубость, – да вот только сам-то остался слепым. Вот уж точно – блаженный разумом.
Что же увидел Хань Фэн? Он ничего не рассказал, но заметно успокоился. Вероятно, ничего опасного. Однако сама возможность настораживает. Ведь они могут увидеть и то, что не следует. Возможно ли выборочно показывать свои воспоминания? И проникать в чужие? Стоит попробовать. Наверняка это умение можно использовать в своих целях.
Вспомнилась утренняя сцена в купальне. Любопытный эксперимент. Тело Линь Юя реагирует иначе – кожа мягче, нервы чувствительнее. А реакция Хань Фэна… бесподобна. Надо повторить. В следующий раз, когда он будет уязвим.
Их полет был невыносимо медленным. Каждый плавный поворот, каждый осторожный маневр Линь Юя заставлял Сюэ Лэна сжиматься внутри. Он игнорирует саму суть полета – скорость, свободу, мощь!
Впереди открылся идеальный участок для резкого рывка. Но меч продолжал парить с черепашьей скоростью.
– Ну кто же так управляет мечом. Юй-гэгэ, дай, покажу как надо, – с нетерпением перехватил управление, ощутив сладкое чувство возвращения контроля.
– Не стоит так летать! Это опасно! – тут же возмутился Линь Юй.
– Твои маневры лишены тактического смысла, – холодно поддержал его Хань Фэн.
Сюэ Лэн проигнорировал их. Он нырнул в воздушный поток, закрутил тело в спираль, заставив меч рыскать из стороны в сторону. Он наслаждался не красотой, а чистым физическим вызовом – и своим превосходством.
Над озером он намеренно снизил скорость, заставив меч скользить по самой воде. Протесты позади на мгновение стихли, сменившись тишиной. Не восхищением – просто тишиной. И этого было достаточно.
***
Сюэ Лэн пытался прогнать сон, отслеживая, как сознание спутников погружается в забытье. Когда их мысленные шумы стихли, он и сам на миг провалился в дрему, но тут же вздрогнул и очнулся.
Он лежал неподвижно, прислушиваясь к отголоскам их снов – глухому гулу чужих духовных сил. Теснота давила, как в каменном мешке. Быть запертым в одном теле с двумя другими – что могло быть невыносимее? Весь этот день он был под постоянным наблюдением, словно в клетке.
Старая, выученная привычка – всегда иметь при себе козырь. Спрятанный нож, флакон с ядом, чертеж… что-то, что может перевернуть всю игру, если все пойдет наперекосяк. Эти двое, со своим светом и раскаянием, были самой непредсказуемой угрозой из всех. Доверие – это роскошь, которую он не мог себе позволить. Он медленно потянулся к пространственному мешочку, достал темное дорожное ханьфу. Духовные силы потекли из его ладоней, наполняя ткань рукава особой силой, и пространство внутри его расширилось.
Одна за другой он извлекал предметы из пространственного мешочка и аккуратно перекладывал их в потайной карман рукава. Его пальцы скользнули по знакомым контурам спрятанного в рукаве: прохладные бамбуковые трубочки, шершавый мешочек с порошком, от которого немела кожа, маленький деревянный волчок… Ничего не пропало. На самое дно, подальше от любопытных глаз, он убрал потрепанный свиток с чертежами, которые могли бы перевернуть весь мир. Теперь это была просто старая привычка – всегда иметь при себе козырь.
В мешочке осталось лишь то, что не должно было вызвать вопросов: талисманы, поддельные печати и пропуска Ордена Сияющего Огня, ритуальный нож, лечебные снадобья и прочие сравнительно безобидные вещи.
Теперь амулет. Что он еще может? Сюэ Лэн достал его, но не стал активировать кровью – слишком рискованно. Вместо этого он зажал артефакт в ладони и направил внимание на спящих.
Хань Фэн. Его энергия вибрировала холодной, отточенной сталью. Ровный ритм, но с содроганиями – будто клинок с зазубринами. Сюэ Лэн уловил эхо ярости, скорби о погибшем монастыре. Гнев, направленный внутрь. Его отталкивала эта сдержанность. «Выплесни наружу, отомсти!» – шептал внутренний голос. Но нет – даже во сне тот сдерживался.
Линь Юй. От него исходила ровная, теплая пульсация. Та самая, что Сюэ Лэн, против собственной воли, начал ценить. Единственное тепло, принявшее его без условий и требований. На мгновение он даже позволил себе расслабиться, погрузившись в это непривычное ощущение безопасности. Но старые привычки взяли верх – он продолжил сканирование, выискивая слабости.
И тогда он нашел ее – ледяную трещину. На дне этого озера таился шрам от самоубийства, подобный тонкой нити льда.
Любопытство пересилило осторожность. Он надавил.
И его накрыло волной абсолютной пустоты, чувством предательства, жгучим стыдом и жаждой исчезновения. Его, привыкшего цепляться за жизнь любой ценой, вывернуло от этой ненависти к себе. Это было настолько чуждо, что он едва сдержал реакцию. Этот контраст был невыносим: то самое тепло, что он начал ценить, рождалось из той же бездны, что и его собственная тьма.
Мысленно отпрянув, он испытал не злорадство, а тягостное недоумение, смешанное с чем-то похожим на ярость. Как тот, кто дарил ему единственное светлое ощущение в жизни, мог так же ненавидеть себя?
Чтобы сбросить это чувство, он убрал амулет и резко поднялся, грубо вернув всех к реальности.
– Что случилось? – первым пришел в себя Линь Юй.
– Ничего, – отрезал Сюэ Лэн. – Кто-то должен бодрствовать, пока вы спите. Здесь небезопасно.
– Что именно ты видел? – голос Хань Фэна прозвучал собранно.
– Тени. Шорохи. Обычный ночной лес, – проворчал Сюэ Лэн. – Или демоны должны были прислать приглашение?
– Если есть угроза, нужно укрепить защиту, – невозмутимо заявил Хань Фэн.
– Ты ведь ничего не затеваешь?
– А пошел ты к черту со своими подозрениями, – резко выдохнул он. – Спокойной ночи. Или нет. Мне все равно.
И демонстративно умолк до самого утра.
***
Утро встретило их тяжелыми тучами, влажным воздухом и густым туманом, идеально отражая настроение одного из путников.
От Сюэ Лэна волнами исходило раздражение; сквозь общую связь явственно чувствовались его смятение и яростное недовольство. Казалось, еще мгновение – и он сорвется. Контраст с его вчерашним самодовольством был разительным. Что-то случилось ночью, – отметил про себя Хань Фэн, твердо решив быть настороже во время следующей ночевки.





