Путь Принятия Тени. Том 1

Глава 3. Осознание

Вести их сюда было отчаянной надеждой, последним огоньком в кромешной тьме. И вот она – цель. На вершине горы, пронзая свинцовые тучи, пульсировала точка чистейшей праны. Она не светила, а скорее отмечала незримую трещину в самом мироздании. Логово Безумного Мудреца.

Воздух был влажен и холоден, пах мокрой хвоей и тлением. Где-то в глубине ущелья глухо ревел водопад, словно предостерегая их.

К скале, не оставлявшей и намека на вход, на мече приземлилась одна фигура. Но движения ее были странно прерывистыми: изначально плавное скольжение сменилось резким, почти агрессивным рывком перед самой посадкой. Тело, облаченное в белые одежды Школы Белого Лотоса, на мгновение застыло в неестественно прямой, гордой позе – пока легкая судорога не сгладила осанку, выдав внутреннюю борьбу.

– Кончай вертеться, я ищу вход, – прозвучал в их общем сознании ядовитый шепот Сюэ Лэна.

– Тише, – мысленно парировал Хань Фэн, заставляя руку провести по гладкой, мокрой поверхности скалы. – Иллюзия… Искусная.

Внезапно тело дернулось, и на лице сама собой расплылась ухмылка, полная торжествующего презрения.

– Нашел, – вслух прошипел Сюэ Лэн, уже оттеснив остальных. – Дыра в воздухе. Детские картинки для слепых.

Он шагнул вперед, и кожу обдало струей теплого, спертого воздуха – будто невидимая пещера дышала ему в лицо. Сама скала оставалась монолитной, без единой трещины.

Внезапно пространство перед скалой исказилось, будто водная гладь под порывом ветра, и через каменную стену вышел отшельник.

Придав лицу доброжелательное выражение Линь Юя, посвященный сделал шаг вперед, сложил руки, красиво взмахнув рукавами, и склонился в глубоком поклоне:

– Достопочтенный мастер, великая честь встретить вас в наших странствиях. Да пребудет с вами долголетие и процветание.

– Говорите, с чем пришли? Хотя… – Его пронзительный взгляд внезапно сместился в пустоту, будто он видел не одно лицо, а несколько наложенных друг на друга. – …дай-ка я сначала поговорю с тем прохиндеем, что ерзает у тебя за спиной. Без этих церемоний.

Тело посвященного резко дернулось, руки, сложенные в приветствии, разжались, а на еще недавно безмятежном лице вспыхнуло яростное возмущение.

– Эй, старик! – вырвалось из его губ жестким голосом, чуждым мелодичному тембру Линь Юя. – Кого это ты так назва…

Но на полуслове выражение лица вновь сменилось – на сей раз на чистейшую, неподдельную растерянность. Глаза округлились, брови поползли вверх:

– Простите, достопочтенный… – тихо, с легкой дрожью в голосе начал было Линь Юй, совершенно сбитый с толку такой грубостью. Он явно не понимал, как реагировать, и готов был провалиться сквозь землю.

Отшельник лишь усмехнулся, развернулся и прошел сквозь стену, оказавшуюся иллюзией, жестом пригласив следовать за собой. Пещера отшельника поражала уютом, хотя в ней чувствовалось нечто иное, выходящее за рамки привычного. В центре пещеры располагался уютный очаг. Отшельник указал на два кресла.

– Присаживайся, – сказал он. – Вначале я задам несколько вопросов. Кто сможет осмыслить их – со временем станет целым. Начнем с самого беспокойного.

Борьба внутри тела посвященного затихла и, получив наконец полный контроль над телом, в кресле в хищной позе с комфортом развалился Сюэ Лэн:

– Ну, валяй, задавай свои вопросы, – усмехнулся он.

– Ты прячешься за смертью, боясь собственной тени? – взгляд отшельника был подобен скальпелю. – Ты всех стремишься перехитрить. Но не себя ли самого обманываешь?

Сюэ Лэн пренебрежительно фыркнул, но палец, лежавший на подлокотнике, непроизвольно дернулся.

– И что тебе дала месть? – старик не дал ему опомниться. – Пустоту? Ты зовешь привязанность слабостью. Но разве не слаб тот, кто против всего мира – один?

Некоторое время отшельник молча наблюдал, с едва заметной усмешкой в уголках губ, как две души сдерживают третью, рвущуюся в атаку.

– Гордый даос. Лед самоконтроля и пламенный гнев – две стороны одного клинка. – Отшельник повернулся к Хань Фэну. – Ты копишь ярость, как оружие. Но не боишься ли ты, что однажды оно выстрелит в того, кого должен защитить?

Тело дернулось, будто от удара током. Лицо под маской Линь Юя стало мертвенно-бледным, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Он знает. Знает про мой срыв в монастыре.

Взгляд отшельника смягчился, но стал от этого лишь пронзительнее. Тело наклонилось вперед с мягкой, но неуклонной вежливостью Линь Юя.

– Юный праведник. Быть слепым – это выбор души, – тихо сказал старик. – Доверие без разума – яд. А боязнь увидеть правду – самая страшная тьма. Почему ты так цепляешься за свою слепоту?

Линь Юй опустил голову. Его пальцы, лежавшие на коленях, задрожали.

– Я… я не знаю, как иначе, – прошептал он.

Внезапно на лице посвященного появилось раздраженное выражение, и с голосом Сюэ Лэна он резко ответил:

– Хватит лезть, куда тебя не просят! Все спросил? Давай ближе к делу. То, что нас трое, ты видишь. Надеюсь, – он угрожающе наклонился к отшельнику, – Мы не зря выслушали всю эту чушь, тебе лучше нам помочь. Смотри, – посвященный достал амулет, – У нас есть такая вещичка. Говорят, она может решить проблему лишних душ. Нам бы расселиться. Что скажешь?

Отшельник откинулся на спинку кресла, и его голос прозвучал с безжалостной ясностью.

– Вы трое в одном сосуде. Ваши души текут друг в друга, как краски в воде. Через год-два от «вас» не останется и следа. Родится нечто новое. – Он посмотрел на них по очереди. – Вы уже чувствуете это? Сны чужие видите? Хотите этого?

В их общем сознании воцарилась абсолютная тишина – оглушительная, как удар гонга. Пустота, в которой утонули даже мысли.

Три беззвучных крика разорвали тишину.

От Сюэ Лэна – слепое, животное «НЕТ!», выжженное страхом небытия.

От Хань Фэна – ледяной ужас логики: «Слияние? С ним? Немыслимо».

А между ними – тихий, тотальный ужас Линь Юя, для которого это звучало как убийство. «Я не хочу терять никого из вас».

От лица всех троих Хань Фэн уверенно ответил:

– Никто из нас не хочет слияния. Гармония не должна достигаться через уничтожение личности.

Отшельник внимательно посмотрел на посвященного:

– Если вы разделитесь, то жизнь разведет вас в разные стороны. Вы готовы к последствиям?

В общем пространстве разума первым взорвался гневом Сюэ Лэн: «Ну и пошли вы оба! Нужны вы мне были!» Но за этой вспышкой его спутники ясно увидели затаившийся страх. Оба даоса хранили молчание, но их безмолвие говорило громче слов – никто из них не желал остаться в одиночестве.

– Хорошо, – взвешено и тщательно подбирая слова продолжил говорить отшельник, – я дам вам ритуал разделения душ, но для этого необходимо согласие хозяина тела, которое вы намереваетесь занять, либо найти пустой сосуд. Потребуется жертвенная кровь носителя и полное доверие.

Он сделал паузу и весомо продолжил:

– В момент перехода душа, покидающая тело, будет крайне уязвима – именно тогда ее легче всего поглотить, усилив свою сущность.

Помолчал, он будто невзначай добавил:

– Ах да… после завершения ритуала принесите амулет мне – он станет вам бесполезен, а взамен я задам каждому еще по вопросу.

Посвященный встал и с напряжением в голосе произнес:

– Почтенный отшельник, благодарим за мудрые наставления. Да пребудет с вами… – он начал было делать поклон, но отшельник остановил его небрежным жестом.

– Церемонии излишни, – голос его не допускал возражений. – Ночь близко, а в горах непогода. Вам предоставлен кров.

***

Отшельник махнул рукой в сторону небольшой комнаты:

– Располагайтесь здесь, – просто сказал он, обводя взглядом помещение. – Можете ходить где хотите, не стесняясь. Мне только не мешайте. Я буду у себя.

Небольшая комната примыкала к главному залу пещеры. Вместо обычной двери вход закрывала легкая магическая завеса – простой барьер, скрывавший происходящее внутри и глушивший звуки. Теперь, зная, куда смотреть, они заметили еще один проход в глубине пещеры. Вероятно, он вел в личные покои отшельника.

Едва отшельник скрылся в глубине пещеры, Сюэ Лэн тут же сорвался с места.

– А теперь, – его голос звенел непривычным, почти научным любопытством, – давайте-ка изучим эту завесу. Без дураков.

И, что было страннее всего, он и впрямь погрузился в изучение плетения. Хань Фэн с изумлением наблюдал, как тот, не сыпля язвительными комментариями, с абсолютной концентрацией анализировал иллюзию. Эта слаженность была пугающей. Что он задумал, притворяясь нормальным?

В создании завесы были применены одновременно три типа магических плетений, органично сплетавшихся друг с другом: иллюзия, барьер для звуков и, что самое необычное, плетение, обеспечивавшее обмен воздухом между пещерой и внешней средой. Вся конструкция напоминала многослойный кристалл, где каждый слой был тесно переплетен с остальными.

Внезапно Линь Юй протянул руку сквозь завесу и мягко, давая другим возможность его остановить, повел тело наружу.

На улице разразился настоящий ливень. Темное небо полностью поглотило мир вокруг. В этой темноте изредка вспыхивали молнии, на мгновения озаряя пространство призрачным светом. У подножия склона, внизу, кроны деревьев при каждом порыве ветра склонялись все ниже, словно пытаясь укрыться от неистового ливня. Шум дождя заполнял все вокруг, а потоки воды, ударяясь о камни, создавали ритм, который то усиливался, то затихал, периодически прерываясь громовыми раскатами.

– Вот ведь погодка, хоть в этом старикашка был прав, – хмыкнул Сюэ Лэн.

Они устроились на ночь. Спальное место оказалось поразительно удобным: матрац был наполнен мягкими травами, а постельное белье – из тончайшего льна. Похоже, несмотря на уединение, отшельник любил жить в удобстве.

Хань Фэн твердо решил не засыпать сразу этой ночью, а проследить, что будет делать Сюэ Лэн. На удивление, тот, похоже, действительно уснул. Хань Фэн выждал немного, не теряя настороженности. Он заметил, как энергетические потоки вокруг Сюэ Лэна замедлились, наполнив пространство тихим хаотичным гулом, словно отзвуком далеких сновидений.

Пока Линь Юй, убаюканный шумом дождя, засыпал, Хань Фэн бодрствовал. Мысль, брошенная отшельником, жгла сознание: «Ваши души текут друг в друга…». Чтобы отвлечься, он проверил содержимое пространственного мешочка Сюэ Лэна. Ревизия лишь усилила тревогу: банальная походная утварь, снадобья… но не было ни ядов, ни зловещих чертежей Печати Разрушения, которые он видел раньше. Куда он их дел? Спрятал в теле? Или задумал нечто, для чего они не понадобятся? Эта мысль заставила похолодеть. Он не мог больше ждать. Ему нужны были ответы. Сейчас.

Амулет в его ладонях был холодным и живым. Глотнув воздуха, Хань Фэн ринулся в сознание спящего.

Первым на него обрушился привычный образ – маска циничного убийцы, от которой исходила знакомая, осязаемая угроза. Броня, – мысленно отметил Хань Фэн и, собрав волю, пробил ее.

И его сознание переломилось.

Не метафорически, а физически – в висках застучало, в груди взорвалась боль. Он не увидел, а ощутил: леденящий ужас запертого в темноте ребенка, вкус крови на губах от собственного крика, запах страха и немытого тела. Он почувствовал, как ломают кости на его собственной руке, как выжигают меридианы раскаленным железом. Жгучее, всепоглощающее отчаяние существа, которого предали все, кому оно доверяло. Мир сузился до боли и страха.

А потом он увидел источник. Черную дыру, зияющую рану, из которой сочилась вся боль мира. Вокруг нее – выстроенная за годы броня, стальной панцирь, готовый отразить и уничтожить любую угрозу. Но в самом сердце этой тьмы, за всей этой броней, теплился один-единственный, хрупкий огонек. Искра той самой нерожденной доброты, которую Сюэ Лэн яростно, до хрипоты, пытался в себе затоптать. Две силы, сцепившиеся в смертельной схватке: слепая, отчаянная жажда – чтобы его любили – и яростное, неукротимое желание причинять боль, лишь бы никогда больше не чувствовать себя таким беззащитным.

С ужасом Хань Фэн отшвырнул амулет на кровать и неосознанно попытался стереть с ладоней чуждое прикосновения к той бездне. Успокоив дыхание, он поднял амулет и попытался осмыслить пережитое.

Он узнал в них ощущения беспомощности и несправедливости – те самые, что питали его собственный гнев. С глухим изумлением Хань Фэн подумал: «У жестокости Сюэ Лэна… есть причина. Чудовищная, искалеченная, но причина». И с горьким чувством он ощутил стыд за собственный гнев – тот самый, что теперь казался ему почти благородным на фоне бездны отчаяния Сюэ Лэна.

То, что он увидел, было слишком интимным – будто он дотронулся до обнаженной боли, до самой незащищенной сердцевины того, кого ненавидел. На фоне искалеченной души Сюэ Лэна его собственная ярость вдруг показалась ему чем-то управляемым, почти что правильным – той силой, что направляется волей и обрушивается лишь в ответ.

***

Сюэ Лэн проснулся первым. Тело было легким, мысли – ясными и острыми. Он не чувствовал себя так… целым… с тех пор, как стал изгоем. Глубоко внутри пульсировал неприятный осадок после вчерашнего разговора со старикашкой. «Прав…» – пронеслось эхом. Он тут же раздавил эту мысль. Какая разница? Линь Юй был жив. Линь Юй доверял ему. И Сюэ Лэн будет следить за каждым его вздохом, отсекая любую боль, любую угрозу. Линь Юй никогда не должен страдать. Никогда. Он принадлежит ему.

Линь Юй никогда не должен узнать о жертвах и обстоятельствах смерти Хань Фэна. Он должен забыть про прошлое Сюэ Лэна. Сюэ Лэн для этого приложит все усилия. Главное – уберечь Линь Юя. Он такой сильный и такой хрупкий. Такой теплый и глубокий. И со страшной раной на душе. Линь Юй должен забыть… Это будет лучше для него. Да, именно так. Это ради его же блага. Линь Юй больше никогда не покинет его.

«А теперь, пожалуй, самое время подразнить Хань Фэна», – подумал Сюэ Лэн и начал ту самую практику утреннего самосовершенствования, что была так популярна в Ордене Сияющего Огня. Стоило ему начать концентрировать энергию, как по телу разлилось тепло.

Линь Юй проснулся и тут же встревожился, почувствовав нарастающую волну чужого удовольствия.

– Пожалуйста, остановись, – мягко произнес он. – Хань Фэну это причинит боль. Этот вид самосовершенствования достаточно личный, и некоторые люди могут принять его за оскорбление.

Но Сюэ Лэн лишь усмехнулся про себя и ввинтил потоки праны с удвоенной силой, намеренно грубо и вызывающе.

Миг – и Хань Фэн вырвался из сна. Не плавно, а рывком, будто его подбросило на волне адской боли. Его душа содрогнулась, и в этом всплеске ярости и отвращения не было ни капли замешательства – лишь чистая, обжигающая атака.

Он резко отдернул их общую руку, разрывая связь. Сюэ Лэн замер, жадно вслушиваясь в их общее сознание, выискивая знакомый вкус ярости, ту самую горячую волну, которую он знал, как обернуть против них…

И наткнулся на ледяную пустоту.

Сквозь нее пробилось лишь два чувства: обжигающее, безразличное презрение и – что было в тысячу раз больнее – жалость.

Когда тот вопреки всем ожиданиям обратился к Линь Юю, испуганному провокацией:

– Линь Юй, не обращай внимания, – голос Хань Фэна звучал устало и с оттенком брезгливости. – Это просто детские попытки испортить нам настроение.

Мысли Сюэ Лэна заметались, и он по привычке попробовал другой способ, который раньше работал:

– А что ты так всполошился? – с язвительной сладостью в голосе тут же вклинился Сюэ Лэн, – У вас в Монастыре Белых Снегов разве так не делали?

Он не успел договорить, как импульс энергии – острый и обжигающий – ударил ему в разум, словно раскаленный молот. Сюэ Лэн почувствовал, как сознание выворачивает наизнанку. Острая боль пульсировала в висках. Его бросило в холодный пот, пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а перед глазами заплясали темные пятна. На долгое мгновение он потерял дар речи и способность мыслить, ощущая лишь чистую, обжигающую боль, парализовавшую и тело, и дух.

Сознание медленно возвращалось, собираясь из осколков. Первой мыслью было чистое, почти профессиональное восхищение: «Какая мощь…».

Следом пришло осознание: его ударили. Ударили по-настоящему. Не в ярости, а с холодной, расчетливой точностью.

И тогда накатила третья волна – леденящий шок. Его застали врасплох. Там, где он был королем, его свергли с трона. Старые козыри не сработали.

Его первым порывом была ярость, но он подавил ее, судорожно выстраивая в голове новые стены, чтобы больше никогда не подпустить никого так близко к своей настоящей сути.

– Юй-гэгэ… – голос Сюэ Лэна предательски дрожал, звуча неестественно тонко и по-детски. – Он… он причинил мне такую боль! – в его словах звучала не только обида, но и едва скрываемый страх. – Ты же видишь, что он творит! Останови его!

Он спрятался в глубинах их общего сознания, сжавшись в маленький дрожащий комочек, и отчаянно прильнул к излучающей тепло и покой душе Линь Юя.

– А-Лэн, – растерянно произнес Линь Юй и слегка укутал его своей энергией. Сюэ Лэн, услышав ласковое обращение, прижался теснее. – Ты сам спровоцировал его, – укоризненно и веско продолжил Линь Юй. – Тебе мало того, что ты уже успел сделать? Ты не только не раскаиваешься, но и припоминаешь свою месть при каждом удобном случае. Прошу тебя, перестань разрушать себя и других.

Сразу после удара Хань Фэн ощутил краткое, дикое удовлетворение. Но тут же его накрыла волна леденящего стыда. Он сорвался. Снова. Но на этот раз – не в слепой ярости, а с холодной, расчетливой точностью. Он использовал свою силу не для защиты, а для причинения боли. И это осознание было почти страшнее, чем потеря контроля тогда, в Монастыре Белых Снегов.

***

Линь Юй всегда внимательно прислушивался к наставлениям старших и более опытных учителей. И сейчас он всерьез задумался над обращенными к нему вопросами отшельника, хотя это далось нелегко. Видеть вглубь, не судить поверхностно, различать истинный смысл происходящего – вот что хотел донести до него отшельник.

Раньше сама мысль об этом вызывала в нем страх – он так не хотел, чтобы слова наставницы о мире у подножия горы оказались правдой. Он так отчаянно желал верить в изначальную доброту людей, что предпочитал оставаться слепым. Его сердце сопротивлялось прозрению, укрываясь спасительной завесой наивного оптимизма.

Однако сейчас он открыл глаза. И увидел не просто манипуляцию. Он увидел отчаяние. Тот утренний выпад, эта жалобная уловка «Юй-гэгэ» – это был крик. Крик того самого искалеченного ребенка, чью боль вчерашней ночью, содрогаясь, ощутил Хань Фэн. Ребенка, который не знал иного языка, кроме как причинять боль, чтобы его заметили.

И это прозрение было не страшным. Оно было до горького, до слез печальным.

Как же печально было осознавать эту истину. Сможет ли он дотянуться до Сюэ Лэна, не поощряя его разрушительное поведение? Научится ли тот когда-нибудь общаться по-другому? Эти вопросы тяжелым грузом легли на сердце, но отступать он не собирался.

Похоже, Хань Фэн тоже прислушался к словам отшельника. Линь Юй ощутил тихую, гордую радость за друга – тот не только вовремя среагировал, но и поступил именно так, как следовало: не впал в ярость, а дал сдержанный и достойный отпор.

Эта мысль заставила его задуматься: если Хань Фэн смог измениться, обрести больше цельности, то, возможно, и Сюэ Лэн… способен на преображение? Эта мысль вспыхнула в его сердце робким, но настойчивым огоньком надежды.

Линь Юй не хотел терять никого из них. Мысль об этом причиняла почти физическую боль, словно кто-то сжимал его сердце ледяными пальцами. Он слишком хорошо помнил, как важно не терять веру в человека и давать ему шанс измениться. Сейчас эта вера теплилась в его душе, несмотря на все сомнения и страхи.

Попрощавшись с отшельником, Линь Юй вышел наружу – и застыл, пораженный открывшейся картиной. Пейзаж, умытый ночным дождем, дышал первозданной чистотой: капли на скалах сверкали, словно бесчисленная россыпь самоцветов, сочная зелень деревьев у подножия горы ласкала взгляд, а воздух, свежий и чистый, наполнял легкие живительной прохладой.

Подняв глаза к небу, Линь Юй ахнул. На нежно-голубом своде сияла тройная радуга. Две дуги – яркие, ясные, словно незапятнанная честь Хань Фэна и его собственная, не угасшая надежда. А между ними – третья, призрачная и бледная, но неотделимая от них. Как душа Сюэ Лэна, полная тьмы, но все же часть целого. Словно сама природа шептала ему: чтобы увидеть истину, нужно принять все оттенки, даже те, что прячутся в тени. И это знание подарило ему покой.

Линь Юй поднялся на меч, чтобы найти уединенное место для обсуждения и дать спутникам время пережить случившееся друг с другом наедине. Сюэ Лэн затих, но уже не таился в боли и обиде, а, казалось, обрел некое спокойствие. Хань Фэн тоже пребывал в задумчивости, и от него больше не веяло гневным напряжением сжатой пружины.

Солнце уже поднялось высоко, заливая горные пики теплым золотистым светом. Лазурное небо раскинулось над миром бескрайним куполом. Линь Юй парил над землей, уверенно стоя на мече. Ветер играл с его волосами, на мгновение бросая их на лицо, а затем откидывая за спину. Внизу простирались величественные горные хребты, покрытые изумрудной растительностью. Между скал змеились серебристые ленты рек, сверкающие в солнечных лучах. Воздух был прозрачен и напоен терпким ароматом горных трав.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.