- -
- 100%
- +
– Я помню, почти пять лет назад, на пиру в честь победы над Ледяной Ладонью, Ивар говорил о том, что Ирис станет его верным советником. В итоге ему пришлось отдать её замуж за брата покойного Ульва из дома Калле.
– Ирис бы пришлась кстати, – согласился астроном Карлссон. – Она – моя лучшая ученица, умнейшая девочка.
Стук входной двери раздался громко, внезапно и оттого почти вероломно. Адальштейн выругался, прежде чем направился открывать. Скьялль остановил астронома, опережая на подходе к лестнице:
– Лучше я.
Опасения оказались напрасными, и всё же позднее Карлссон поблагодарил Оберга за осторожность. Прибыли хускарлы Ивара Хедлунда, передавая, что конунг ждёт как Скьялля так и Адальштейна в оплоте конунгов, в тактическом зале.
Ещё два трупа обнаружились у основания акведука прямо под крепостью. Их уже подняли к первому найденному. Йоанн Крапива возился с телами, положенными на пол, покрывал какими-то мазями и припарками, будто пытался лечить мертвецов. Скорее, это реагенты, чтобы выявить яды или вроде того. Скьялль недостаточно сведущ в медицине. Третий труп лежал чуть в стороне, ближе к широкому столу с тактико-географической картой. Над ней висела люстра-канделябр.
Здесь, в окружении шкафов, набитых фолиантами и книгами по истории, стойками с факелами и смотрящими из-под потолка головами вепрей и волков, собралось больше дюжины человек. Ивар с двумя хускарлами: берсеркером9 Ульрихом Великаньей Смертью и рыкарём10 Даги Кровавым Следом, они стояли за трупами, если смотреть от входа. Лекарь Йоанн Крапива на корточках заканчивал свою работу. Адальштейн и Скьялль остались неподалёку от входа, за их спиной, затворив двери, встали четыре человека из домашней и городской стражи, ещё трое выстроились у восточной стены.
– Взгляните, Карлссон, – конунг протянул руку со свёрнутым свитком, один из стражников у стены подсуетился и быстро передал бумагу астроному.
Скьялль обратил внимание, что Адальштейн забыл всякую обиду и выказывает абсолютное уважение конунгу. Карлссон развернул свиток:
– Шифр?
– Сможете найти ключ к нему, мудрейший? – в глазах Ивара читалось извинение.
– Если позволите присесть и подумать.
Ивар кивнул сначала астроному Карлссону, потом домашней страже, и минуты не прошло, как для почтенного Адальштейна принесли стул и установили за тактическим столом с картой. Астроном занял подготовленное место, вооружился стоящими рядом чернилами, пером и холстами, малюя, зачёркивая и бормоча под нос.
– Это документы, обнаруженные у одного из тех бэрбеллцев, кого нашли у акведука, – начал конунг.
– Бэрбеллцев? Это точно? – не сдержался Скьялль, обращая на себя всеобщее внимание.
Ивар посмотрел исподлобья:
– Где они родились, не имеет значения, но работали, скорее всего, на лагманскую канцелярию восточного фолька. Если Адальштейн Карлссон расшифрует письмена, мы узнаем больше.
– Только так и никак иначе, – развёл руками Йоанн Крапива, вставая во весь рост. – Никаких татуировок и клейм на телах. И я не выявил ядов. Тот, обнаруженный в кладовой, убит удушающим приёмом. Эти двое – заколоты коротким мечом, но почти бескровно. Первый не ждал удара, второй сопротивлялся. Выходит, нападающий был им знаком, и даже действовал заодно. Как и зачем…
– Ответа нет, мы поняли, – хмыкнул Ивар.
Хрипнув, продирая горло, начал говорить Даги Кровавый След:
– Для проникновения был использован лаз, ведущий в сточные тоннели под оплотом. Они выходят в район на пристани конунгов, к рифу и отмели.
– Я уже отдал распоряжение – установить решётки с калиткой и надёжным замком, а также включить область в патрульный маршрут городской стражи, – кивнул Ивар.
– Хочу обратить внимание всех, особенно вновь прибывших, я тщательно исследовал следы вторженцев, – продолжил рыкарь. – Их было четверо. Сосчитал я проходимцев по различиям отпечатков обуви на грязи, поступи и запахам. Лаз использовался многократно.
– Значит, один отступил, ведь оплот перевёрнут вверх дном, – хмыкнул Ульрих Великанья Смерть. – Прикажете нам найти его?
– Прикажу. Выдвинитесь с закатом, надеюсь, к тому времени мы узнаем то, что поможет ориентироваться не только по нюху и следу. Скьялль, – Ивар подмигнул кузнецу, – ты был на рынке, что болтают в городе?
– Простые сплетни. Я не счёл их опасными.
– Скьялль? – протянул Ивар вопросительно.
– Дурные головы говорят о мятеже востока, но…
– Стража оплота и городская этим займутся. Рамал, – один из стоящих у двери воинов вышел вперёд. – Наведите порядок на улицах, пресекайте любые сплетни о войнах, мятежах и тому подобном. Отрежьте пару длинных языков в подкрепление слов их владыки о том, что нет места для паники.
«Сурово, но действенно, – отметил про себя Скьялль. – Жёсткость свою Ивар давно не показывал».
За тактическим столом тихо кашлянул Адальштейн.
– Есть успехи? – Ивар обернулся к астроному.
– Не полный перевод, но смысл ключевых фраз понятен. Речь идёт как о банальном шпионаже, так и содержит интересное предупреждение: «Возможно, вы – не единственная пара, держите ухо востро». Ваш рыкарь абсолютно прав, их было не трое, а четверо, и один ускользнул.
– Получается, что работали шпионы на разные стороны?
– Да, но и одни, и другие на кого-то из Бэрбелла. Это также ясно из переведённого шифра. Похоже, что в стане врага разлад, это плюс для нас.
– Не думаю, Карлссон, что тут есть плюсы хоть для кого-то, но я это использую, – помотал головой Ивар. – Востоку настолько прельщает мой трон, что они сами с собой не в силах совладать от этого. Давно стоило навестить ярла Нормуда. Я заставлю этого старого пса самого найти и собрать всех блох, что он развёл у себя под носом.
Конунг Чистый Ручей обошёл тактический стол, встав в его главе:
– Ульрих, перед отъездом проинструктируй всех берсеркеров о необходимости первостепенной защиты моих наследников и жены. Стражи, любые караулы и патрули усилить, проследить за исполнением моих приказов по стокам и пристани. Адальштейн, возвращайтесь к исследованию металлов, Скьялль, ты тоже. Крапива, пересчитайте все снадобья и пополните запасы при необходимости. Я же немедленно начинаю подготовку к походу на восток. По Железному тракту скоро застучат копыта дружины, что ступает дорогой добра. До Бэрбелла всего две с половиной недели пути одиночному всаднику, но отряд из хускарлов, оруженосцев и слуг, будет ползти не меньше полутора месяцев. Воронов не посылать. Проверим и то, как работают разведчики Нормуда Чёрно-белой Горы.
Разошлись все весьма быстро, каждый по своим поручениям. Уходящие последними стражи потащили тела убитых наверх. Конунг приказал им сбросить шпионов в пропасть со стены.
Адальштейн на некоторое время задержался в оплоте и заглянул к Скьяллю:
– У тебя в кузнице шесть специалистов и на каждого из них приходится от одного до трёх подмастерьев. Они справятся с выработкой кримонитовой руды и без тебя.
Скьялль, признаться, не сразу понял, на что намекает Адальштейн.
– Отправляйся с Иваром в Бэрбелл. Он либо оставляет своих лучших людей здесь, с детьми, либо отправляет по следу шпионов. Тем более, ты знаком с ярлом Нормудом. Молодому конунгу не помешает твоё плечо, а главное – друг. Ведь на востоке не стоит ждать ничего доброго. Не угодите в ловушку, смастерённую из коварства и зла. Приманка в ней – гордость и честь. Слишком лакомо.
Скегги II
– Хай-йа! – Эир, вооружённая двумя затупленными топорами, атаковала ими синхронно сверху.
Скегги парировал своими тренировочными орудиями, и полетели искры. По рукам пробежала волна силы.
«Она наконец делает успехи», – в подтверждение этой мысли помощница кухарки ловко отпрыгнула от его контратаки.
– Молодец, похвалу мою заслужила, – Скегги опустил руки и поклонился.
Эир приняла это с достоинством и честью, не показав смущения, и ответила ему, что и её берёт гордость за ученика. Скегги и сам начал привыкать к лестным словам и подбадриванию. В своей жизни до Бэрбелла, подобных фраз по отношению к себе Младший Сын не слышал. Для покойного мастера Хрута, по факту, Скегги был слугой, а не компаньоном. Раннее довоенное детство затерялось в тумане памяти, а годы в скитаниях и работе на псарне в Клейте помнились только упрёками и обвинениями.
– Я смотрю, ты умыкнул у меня книгу про топоры. Ты сказал, что мастер должен знать не только дело, но и его инструмент.
– Тебе пошло на пользу.
– Да. А ты разве не должен был читать продолжение истории про путешествия Великого Волка?
– Я закончил с книгой. Было интересно, во второй части куда больше стихов и баллад, коими скальды воспели подвиги Волка. Поэзия очаровывает. Это интересней сухих фактов про топоры. Как бы я не любил своё оружие.
– Возьми, освежись, – Эир подала чашку воды, прикладываясь к своей.
Учитель и ученица, учительница и ученик. Они уже успели почерпнуть друг от друга столь многое.
Как и неоднократно до этого, пока позволяло короткое скайсдорское лето, Скегги и Эир после взаимного обучения падали на траву с краю тренировочного двора. Устраивались в тени ивы, поодаль от манекенов, старых телег, бочек, ящиков и старых корзин. Закинув в рот по сухому стебельку, они смотрели в небо, на деревья, на стены длинного дома и на городские.
– Я привыкла, что они глазеют оттуда, но поначалу их взгляды смущали меня.
Эир говорила про дружинников ярла. Нормуд Чёрно-белая Гора, получив известия о смерти лагмана, поднял всех на уши. Дурацкие слухи о том, что в Бэрбелл каким-то образом вернулся Готтфрид Бек и вовсе накалили обстановку. Скегги и сам здорово распереживался. Он приложил усилия к тому, чтобы ярл изгнал брата. Если Готтфрид жив, и когда-то они со Скегги встретятся, встреча эта окончится кровопролитием.
Наудачу, глупые слухи не подтвердились. Ни бывшего лагмана, ни духу его никто не заметил в стенах города. Клерка, нашедшего убитым лагмана Ингиреда Блума и задержанного, после долгих допросов казнили. Если что-то ценное и выудили из его показаний дознаватели канцелярии, то в народ это не просочилось, даже среди служителей длинного дома ярла никто ничего не знал.
Суматоха, вспыхнувшая со смертью Ингиреда, слегка улеглась, но дружинники своего бдения не ослабляли.
«Ещё не конец, – понимал Скегги. – Должно быть, наоборот, только начало».
В канцелярию назначили нового лагмана сразу после похорон Ингиреда Блума. По закону Скайсдора нового верховного следователя и дознавателя избрали из числа первых заместителей и ассистентов покойного бывшего лагмана. Кандидатов, как оказалось, не много. Выбирали из троих. Скегги всех имён не запомнил, хоть и присутствовал на вече в качестве чашечника ярла Нормуда. Вроде был Хартли или Харви, Морейн и Галлавин или Галлавант. Избрали Морейна, Морейна Дорридана. Поэтому его имя осталось в памяти. И первым делом для нового лагмана стало расследование смерти прежнего. Пока что, судя по всему, оно далеко не продвинулось.
Эир рекомендовала Скегги читать книги по фольклору и истории, но, похоже, история творилась прямо на глазах. Шла на новый виток с каждым событием в стенах длинного дома.
– Шастают по стенам как по тревоге. Болтали, что лагман Бек вернулся из изгнания, – лепетала Эир. – Выяснили, что это не так. А я не соображу, и вернулся бы, так чего? Просто человек. Что с ним, не справиться?
«Вот именно, что не сообразишь», – насупился Скегги. Не знавала Эир Готтфрида Бека лично. Глупая, глупая девчонка. И невдомёк ей, какой страшный человек был брат ярла. Властолюбивый, напыщенный, самодур. Он распоряжался чужими судьбами и настолько уверился в своей правоте, что уж полагал, будто сам Зиу его руками действует. Может так, а может, Готтфрид это толкал как оправдание. А сам понимал, что гнусность лезет его личная, а за жестокостью только собственные пороки и кровожадность стоят.
В Гандвике Готтфрид достал-таки со дна один из тёмных клинков, а в орихальке, из которого те выкованы, лишь зло и сидит. Множит оно и ложь, и корысть, и честолюбие. Окажись Готтфрид Бек сейчас здесь, Скегги уверен, не пощадил бы этот страшный человек ни его, ни брата своего ярла Нормуда. И Эир бы засосало в вихрь его «праведного гнева».
– Не болтай. Мала, не доросла умом, раз такие глупости говоришь.
– Эй, умник! Кто тебя-то грамоте обучил! И мы ровесники!
– Не возраст мозгов прибавляет и не знание букв, рун и чисел, дурашка, – Скегги постарался сказать это мягко, примирительно. – Я повидал людей за свои двенадцать лет. Я видел мародёров, дезертиров, грязных наёмников, шлюх, насильников, чародеев.
– Чародеев?
– Не перебивай! Но, Готтфрид Бек – самый жуткий из всех кого я встречал.
– Ты тоже жуткий, – засмеялась Эир. – Вон о тебе и Хримфакси болтают и чего похуже. Драугры летят следом, когда ты как смерть бледный скачешь на чёрной кобыле! Волосы назад, звери наутёк, и ветер воет, у-у-у-у!
Скегги посмотрел на эту дурную девчонку:
«Эир, пора взрослеть».
Он не стал комментировать её ребячество, только подумал о себе, о том, что он уже совсем взросл умом. А с грамотой к нему так скоротечно приходят новые знания… Он может стать ещё умнее, ещё смышлёнее. Это хорошо. Это прекрасно! Не останавливаться и точить ум книгами, как топор оселком. Рукотворное оружие смертоносно, а ментальное и подавно.
– Твоя лошадь и в самом деле пугающая. Почему у неё такие глаза?
– Красные?
– Да, они красные, но я о другом. Глаза Хримфакси какие-то пустые, что ли.
«Чего?»
– Не замечал такого. Обычные лошадиные глаза.
– На конюшне ярла лошадей не меньше сотни. И ни одна на твою Хримфакси и близко не похожа. Обрати внимание.
Скегги задумался. Ненадолго, но похоже, в этот раз Эир напряглась, подумав, что тому причиной её высказывание, и попробовала перевести разговор:
– Ты сказал, что встречал чародеев, расскажешь?
В Скайсдоре, говоря о колдовстве, чаще представляют заклинателей взрослых, нередко седобородых старцев или древних старух. Наверное, поэтому, встретив на жизненном пути мальчишку по имени Йон, Скегги не мог и догадаться, кем тот окажется. Говорливый, щупленький, тоже сирота, парнишка в огромной, постоянно съезжающей шапке был остр на язык и проворен. Он присматривал за свинарником в хозяйстве старосты Гандвика, ныне покойного. Но Йон был не тем за кого себя выдавал. Кунь, вот его настоящее имя. Звериный заклинатель, лопочущий на непонятном языке, он призывал призраков детей, нырял в туман, исчезал и появлялся в самых неожиданных местах. Сумасшедший Фаен, детоубийца из Гандвика, похоже, думал, что и Йона придушил, но юный чаровник не умер. Он отыскал обидчика и убил. Он похитил корону, артефакт, за которым охотился. Он был добр к Скегги. Кунь, судя по всему, подогнал ему Хримфакси. Но это не умаляет того факта, что нечисть и силы, с которыми обращался Кунь, совсем не добры. Скегги присутствовал при кровавом ритуале, когда Йон взывал к призракам. Вся округа наполнялась злом и вздрагивала от колючего мрака и холода. Вот какого заклинателя встречал Младший Сын.
– Я пошутил, никаких чародеев я не знаю, – ответил Скегги. Ни к чему пугать Эир с её фантазией и неокрепшим умом. – Солнце добралось до моих глаз, тени стали короче.
– Час лошади. Пора возвращаться к работе, – согласилась Эир.
На самом деле все поручения, полученные от управителя Фьяла, Скегги уже выполнил. Ему безумно хотелось ощутить ветер в волосах, оседлать Хримфакси и промчатся по холмам и равнинам, пока лето не закончилось. Редко выдаётся сделать это днём.
В конюшне длинного дома, полнящейся привычными запахами навоза, сена и овса, было тихо. Рабочих лошадей увели на северные угодья, а скакуны дремали после обеда и прогулки по двору. Только Хримфакси фыркнула, когда Скегги подошёл к ней. Конюхи приносили ей питьё и еду, чистили стойло, но она редко принимала пищу от кого-то кроме своего наездника, и подпускала к себе не каждый раз.
– Интересно, если бы тебе приносили сырое мясо или целые тушки кроликов, ты бы охотней дозволяла приближаться к себе конюшим?
Хримфакси мотнула мордой. Скегги перевёл это как «нет». Он посмотрел кобыле в глаза. Отливающие тёмным багром и глубокими бликами кровавика, они были совсем не пустыми.
«Эир фантазёрка».
– Готова к прогулке?
Хримфакси одобрительно вскинула бледной гривой. Скегги оседлал её, ощутил, как между ног разгорается жар. Ему казалось, что его лошадь точно перегревается в стойле.
– Проветримся и остудим пыл!
Кобыла заржала пронзительно громко, дремавшие в стойлах скакуньи встрепенулись, отвечая в голос. Наездник и лошадь пронеслись по широкому проходу, едва не сбив с ног молодого конюшонка, входящего со двора.
Они промчались по мостовой к северным воротам, покинули Бэрбелл и понеслись через дол к Белому озеру. Днём Скегги предпочитал этот маршрут. Поздним вечером на юге, у Чёрного озера, приятно наблюдать за спящим Гандвиком и за мглой, окутывающей железную башню. Но при свете дня куда живописней вид на равнине. Дикие травы цветут по соседству с обрабатываемой землёй, касатки чирикают, а ветер гуляет вольный, как Скегги с Хримфакси.
К востоку отсюда, среди хребтов Морозных гор, в пещерах, расселинах и узких долах живут племена гор. Да, не все люди фолька подчиняются ярлу. Варварские поселения всё ещё есть и здесь, и в Призрачном Лесу, и на Великаньих островах, и в Джайиндовом Уделе, и к югу от Затопленного Леса. Немногочисленные народы, не подчинившиеся первым королям зимы и оставившие за собой право на вольную жизнь. Про всех Скегги сказать не мог, но варвары Морозных гор и Седых хребтов весьма мирные. По крайней мере, бэрбеллцев они не трогают. Поговаривают, что они подчиняются Стальной Владычице – бессмертной ведьме, что даёт своим поклонникам защиту от морозов и ледяных ветров. Ещё бы не уверовать в подобное, ведь даже летом по снежным склонам спускается лютый хлад.
Конечно, Стальную Владычицу никто никогда не видел. Охотники, пробовавшие промышлять в горах, рассказывали только об алтарях и рисунках, на которые натыкались на земле варваров. Скегги понимал, что если названная повелительница морозов и существует, то не вмешивается в людские дела больше прочих богов. Однако в пантеоне скайсдорской веры места среди божеств для Стальной Владычицы не было, что наталкивало на мысль, что та может оказаться одним из турсов, возможно, йотуном.
Однажды Скегги беседовал с пастухами о варварах и их способе поклонения и сделал для себя исчерпывающий вывод:
«Пока боги хранят Скайсдор, никакие йотуны не решатся показаться из ущелий, в которых прячутся».
Кролики здесь водились такие же, как и к югу от Бэрбелла, и Хримфакси охотилась с одинаковым удовольствием и на одних, и на других.
Скегги в последнее время предпочитал спешиваться, когда замечал, что его скакунья приметила добычу. Хримфакси начинала так фыркать, что у неё из ноздрей шёл пар. В такие моменты она становилась похожа не столько на лошадь, сколько на огнедышащего ящера из иноземных легенд. Скегги стоял в стороне, пока Хримфакси загоняла очередного зверька и с рыком наслаждалась добычей. Иногда скакунья сама оборачивалась к своему наезднику, иногда приходилось её кликать. Упрямая, любящая показывать характер, нередко с нервами, но Хримфакси всегда возвращалась, покорно склоняла голову на мгновенье, а когда Скегги седлал её, вставала на дыбы, демонстрируя вольный нрав. В этот раз так же, показала характер, но понесла обратно в Бэрбелл, к своему стойлу.
Скегги успел привязать свою скакунью и сходить за водой, прежде чем в конюшню явилась Вивека. Визит старшей дочери ярла стал откровенным сюрпризом. Она была, как всегда, разодета в расписное платье с богатым золотистым узором, волосы собраны в косы. Её сёстры, Фрита и Ганвор, часто ходили с распущенными локонами, обрамляя их венком или закалывая гребнем на темени, чтобы не лезли в лицо. Но Вивека предпочитала западный стиль, подражающий скайсдорским воительницам.
«Что ей нужно?» – можно было бы подумать, что исполняя собственные слова, старшая дочь Нормуда уговорила отца позволить ей тренироваться со Скегги. Ну уж нет, она бы нашла одежду поудобнее платья. Значит, причина визита в другом.
– Твоя лошадь очень красива, – Вивека стремительно приближалась. Она шла прямо к Хримфакси.
– У неё дикий нрав, госпожа, – Скегги преградил дорогу к кобыле.
«Она может напугать дочь ярла».
– Ты так ревностно относишься к ней, что и погладить не позволишь?
Вивека потянулась рукой через плечо Скегги, он машинально схватил её за запястье, должно быть, грубо:
– Ради Вашей безопасности.
Вивека не настаивала и, когда Скегги ослабил хватку, опустила руку:
– Вы, мужчины, постоянно проявляете избыток заботы, – с укором прозвучали и ноты кокетства. – Я вот думаю, что это всё из-за мирного времени. Многие воины скучают на приевшихся пирах. Хорошо ещё если на них пьёшь, а не наполняешь чужие рога и кубки.
С ехидством Вивека вела речь издалека, Скегги понимал, что она пришла в обитель не самых любимых дамам запахов не для светской беседы. Тем более, он – всего лишь чашечник её отца, а не почтенный хускарл. Слишком много чести.
– Я смущён, госпожа. Неужели Вы сравниваете меня с бравыми дружинниками ярла?
– Ты ведь знаешь обо всём, что происходит в длинном доме не хуже моего. Избрали нового лагмана Морейна Дорридан. Харви и Галлавин теперь его помощники, но на место повышенного Морейна кандидатов в канцелярии не нашлось.
«Неужели? В белёных стенах и палатах чёрно-белого дома тоже?»
– Такова воля моего отца. Он хотел перевешать всю канцелярию, когда узнал о смерти Ингиреда Блума. Каждая мелкая сошка да проявила халатность. Возможно, и Морейну, и Харви, и Галлавину там не место, – Вивека сказала это, глядя в сторону, потом посмотрела на Скегги. – Я просто болтаю, как положено бабе. Не слушай меня.
Дочь ярла засмеялась, да так заразительно, что и Скегги подхватил это шальное веселье. Но Вивека резко успокоилась и сказала:
– Или слушай, если у тебя есть не только мышцы, но и мозги.
«Вот оно. Говорите, госпожа. Я послушаю».
– Мой отец распорядился взять Морейну третьего помощника из добровольцев, что изъявят желание служить Зиу денно и нощно. Конечно, не каждый кмет получит право на прохождение испытаний канцелярии, но если я замолвлю слово, то и тебя к нему допустят.
– Я прекрасно живу, госпожа. Расследовать чужие преступления, возиться с бумажками и не спать ночами в терзаниях совести – не мой удел.
– Твой удел подливать мёд захмелевшему ярлу? Или сервировать столы к пиру? Я думала, что ты – воин, а не кухонная девчонка! Похоже, твоё общение с Эир идёт на пользу ей. Она испивает твоё мужество.
Слова отдались неприятным ощущением в зубах, хотелось ответить, грубо, несмотря на то кто перед ним, но ответ застрял комом в горле.
– Сконфузился? Как я и сказала, я просто болтаю, как положено бабе. Не слушай меня, – Вивека подмигнула, развернулась и, не прощаясь, направилась к выходу во двор.
«Дочь ярла говорила серьёзно?» – Скегги и представить себе не мог, что значит служить в лагманской канцелярии. Молиться Зиу, расследовать преступления? Участвовать в политических интригах?
«Не думай об этом! Всё о чём ты мечтал, ты получил!»
Всего-то и требовалось: исполнять поручения Фьяла, прислуживать ярлу на пирах, подливать ему мёд на попойках и тингах, слушать чужие речи, помалкивать. В свободное время читать, скакать на Хримфакси и тренировать Эир. Дурашку Эир, которой он, судя по всему, очень нравится. Когда они станут чуть старше, то смогут пожениться. Она – кухарка, а он – чашечник. Вырастит ещё выше, раздастся в плечах и будет продолжать лебезить перед бравыми мужчинами на пирах…
«Что-то тошно как-то. Вивека, будьте Вы неладны, госпожа», – она не в первый раз пробудила в Скегги то, что мирная размеренная жизнь баяла.
Глядя в зеркало, становилось понятно, что даже самый свежий шрам уж полностью побелел.
«Шрамы красят мужчин, истинно», – от слов Вивеки Скегги чувствовал, как загораются его щёки, как разогревается кровь в жилах. Эти приятные ощущения – дар воинов, а не помощников хозяйственного управителя.
Ярл и его хускарлы постоянно общались на темы политики, истории, говорили о балладах и битвах, коим те посвящены. А ведь Скегги не уступает им. Знания его с обретением грамотности растут, а опыта в схватках и с людьми, и со зверьём хоть отбавляй. Он и сам может сидеть за столом длинного дома, а не прислуживать за ним собравшимся.
«Я просто болтаю, как положено бабе. Не слушай меня, – сказала Вивека. – Или слушай, если у тебя есть не только мышцы, но и мозги».
«Я лишился рассудка, или дочь ярла забрала его у меня», – сказал себе Скегги чуть позже, но прежде выкрикнул покидающей конюшню Вивеке:
– Я хочу стать помощником лагмана!
Далия II
Ивар целовал её, не отрываясь. Его борода и усы щекотали нос, губы и подбородок. Далия жадно ловила каждый выдох мужа, наполненный ароматами имбиря, акации, мимозы, льна и бергамота. Супруг прижимал её к своей груди, каждым своим движением одаривая новыми волнами наслаждения. Она содрогнулась, когда её тело разразило током на пике. Он унял её дрожь, обхватив ещё крепче, но уже через пару мгновений Далия вновь преисполнилась неудержимым восторгом. Семя мужа хлынуло в неё, его губы отринули от её губ. Возлюбленные с выдохом сошлись голосами в томном стоне.