- -
- 100%
- +
Неприятные до ужаса звуки разбавились далёкими перешёптываниями, чужими шаркающими шагами и тихими всхлипываниями.
«Ещё шаг, – думал За’тель Марафис, – и меня парализует накатывающее чувство опасности».
Элку вздрогнул на вдохе.
– Это просто мои помощники, – подала голос Талоя. – Будущие аколиты богини.
Слова не внушили спокойствия, но рыцарь сам взял себя в руки. Последний рывок, волевое усилие, и он вышел в просторную залу. Среди низких широких медников расположилась чаша не меньше двух метров в диаметре. Над ней роилась мошкара, и смрад, наводнивший катакомбы, шёл явно отсюда.
– Благодарю, – прошептала жрица.
Кажется, за время пребывания в прохладе подземелья она вновь окрепла.
Спустившись на пол со спины рыцаря, жрица со свойственной ей летучей грацией направилась к чаше.
– Не смею торопить, но полагаю, что принцессе нужно лекарство как можно скорее.
Стоявшая спиной Талоя Мара Лотт ответила что-то невнятно. Рыцарь не видел, откуда жрица достала их, флаконы. Когда обернулась, то уже держала по одному в каждой руке. Можно было подумать, что они всё время были при ней. Тогда зачем устраивать спектакль?
Большая чаша содержала только мерзость, разбросанную кусками. Скорее всего, тухлое мясо, сдобренное какой-то отвратной эссенцией. Не верилось, что стройные флаконы с таинственным содержимым всё это время лежали под облаком из мошек среди сплошной гнили.
– Ты думаешь, что принцессе Кэрсим помогут какие-то снадобья?
– Вы же сами сказали?..
– Тогда возьми их.
Элку протянул руки. Один флакон содержал что-то, кажущееся абсолютно чёрным в слабом освещении залы, второй в отблесках гладкого стекла переливался кровавыми оттенками.
– Что мне сказать королю, в какой последовательности это дать принцессе? Выпить до дна? Смешать с вином или едой?
– Король знает, что никакие микстуры не спасут принцессу от её, так называемых, приступов.
Талоя замолчала. Взгляд её бледно-красных глаз пронзал Элку За’тель Марафиса насквозь.
«Что это значит?»
В тот самый миг, когда жрица замолкла после туманной фразы, на рыцаря Его Величества обрушился так долго сгущавшийся над ним мрак. Ощущение чудовищного предзнаменования, раздирающего на части, сковало каждый мускул. Редкое, наполненное благодатью утро, перламутровый свет, играющий бликами в фонтанах, изумрудная зелень травы и благоухание королевского сада столь быстро растаяли, обратились в колючую тьму катакомб, смрад и окутывающий холод.
Знамение. Неотвратимость перемен. Запрет на эпоху просвещённой гармонии. Отрава, разлившаяся в самом центре великой страны. Что дальше? Угрозы? Или удар в спину? А может, просто пощёчина?
– Принцесса Кэрсим Да’ка Салан слышит то, чего не должна. Послание, предназначенное не ей, терзает девушку, пожирает и сводит с ума. Она не в силах его транслировать, но активно принимает. Она умрёт, если не научится совладать сама с собой. Она умрёт, если не покинет валенмурский дворец. И даже богиня моя здесь окажется бессильной.
Филип IV
– Храм Вамматары, прямо в Валенмуре?! – менестрелю с трудом верилось, что культ, с которым он когда-то столкнулся в Кроссвинде, проник в самое сердце Заспиана. – На стороне Одда Ледяной Ладони сражался служитель богини смерти и разложения. Я слыхивал от бравых воинов, что он внёс большой вклад в победу. Кровавый понос, терзавший армию Заспиана, вызвала Вамматара. Как эта нечисть смогла пустить корни в стане старого врага?
Брунхильд пожала плечами:
– Это лишь слухи, про понос и бедствия, посланные на заспианцев адептами Вамматары. Скальды и скоморохи постоянно приписывают что-то да кому-то.
– Вот как, значит, я ещё и скоморох?
Задрать Брунхильд не удалось.
– Посредственный, – сухо ответила она.
Филип полагал, что это не так.
– Зачем тогда было хватать меня и привозить в эту крепость? Да, мы «мило беседуем» уже несколько часов. Я смог что-то поведать, ответить хотя бы на часть вопросов. Признаюсь, и сам узнал кое-что. Но что в итоге выясняете вы, Сёстры Ветра? Всё ещё служите ярлу Фолпура или уже преследуете собственные цели?
Леди Булава снова посмотрела мимо. Только сейчас Филипу показалось, что чей-то взгляд, который она ищет, более не даёт ей ответ.
– Осталось последнее, что я хочу обсудить. Слышащие.
«Не слышал о слышащих», – Филип мысленно усмехнулся над каламбуром, но постарался не подать виду. Недовольство Брунхильд росло и готовилось вылиться в зуботычину.
– Предлагаю сопоставить наши знания.
Кэрсим I
После припадка Кэрсим пришла в себя в постели. Кто-то из рыцарей отца отнёс её на руках в покои. Она не успела спросить кто.
Кузины переодели в пижаму. Принцесса не говорила им, что предпочитает спать обнажённой. Сил после нежданного приступа утром в саду поубавилось. И всё-таки, Кэрсим сподобилась оголиться и укрыться лишь лёгкой льняной простынёй.
Всё тело гудело после судорог, туман беспамятства оставил след в сознании. Принцесса пыталась снова уснуть, чтобы прийти в норму. Она думала о том, кто же из четырёх красавцев-рыцарей принёс её на своих могучих руках.
Шавку? Нет. Этот широкоплечий гордец приставлен королём к принцу Хайду на всё его время пребывания в валенмурском дворце. Не велика потеря, у него плоский зад. Может, широкие плечи и говорят о неплохой наследственности, но Кэрсим ни в жизнь не рожать от него. Зато с кузинами они неоднократно обсудили, что неразвитые ягодицы свидетельствуют о вялости в постели.
– С таким получишь удовольствие, если оседлаешь как жеребца, но вечно быть сверху – утомляет, – говорила Сереман, старшая дочь Хайду.
– Не обязательно, может, у него ловкий язык? – подмигивала Алайя, младшая из двух кузин принцессы.
Подвижным языком, судя по всему, обладал Сумфашаил, частенько облизывающий свои губы.
– Девочки, они у него, просто, сохнут. Не хотела бы я его целовать, – морщилась Сереман.
Алайя смеялась:
– Ты собираешься целовать всех своих любовников?
Как выяснилось в кратчайшие сроки после прибытия кузин с дядькой Хайду, девушки – ярые нимфоманки и у них много тайных интрижек дома, в Коллуне.
Со всеми подробностями обсуждался каждый мужчина дворца, а королевские рыцари в особенности. Красивые, статные, давшие обет целомудрия, они будоражили головы юным девушкам. Среди четвёрки святых воинов самых близких отцу-королю, мнения сошлись: общий фаворит – Элку.
– Круглая попка, сочная как персик, съела бы, – говорила Алайя, впиваясь в настоящий спелый фрукт.
– Я строю ему глазки время от времени, и он ужасно смущается, – хвастала Кэрсим. – Старается не подавать вида, держит лицо серьёзным и надменным, как полагается, но лёгкий румянец выдаёт его.
– Куда сильнее его выдала бы выпуклость ниже пояса.
– Пошлячка, Сереман, – ущипнула Алайя сестру. Хотя они всё утро только и говорили о пошлостях.
Кэрсим держалась своей в доску, поддерживая беседы о плоти и похоти, но, глядя на Элку За’тель Марафиса, она думала не о низменных порывах. В глазах рыцаря перманентно присутствовал притягательный символизм долга, голубые как небо очи виделись принцессе исключительно чистыми.
Возможно, он самый самоотверженный из всех рыцарей и самый верный короне, а значит, и ей.
Прекрасный Элку. Кузины подначивали принцессу поиграть с ним:
– Мы хотим, мы хотим увидеть его с трудом сдерживаемую горячность! Подмигни ему, посмотри в глаза, улыбнись, потрогай волосы. Мужчинам это нравится.
Алайя обрызгала Кэрсим из фонтана. До этого она подметила:
– Ткань белого платья намокнет и прильнёт к телу, и его взгляд упадёт на подчёркнутую грудь.
И всё же, взгляд милого Элку встретился с её, не снизойдя до пошлости, предсказываемой кузинами. Кэрсим это очень понравилось.
«Прекрасный Элку», – принцесса повернулась набок, поджав ноги. Она хотела бы, чтобы на руках принёс её в покои именно он, но это мог быть и Арейбас. Он тоже статный и, на первый взгляд, ничем не уступает Элку ни в плечах, ни даже в ягодицах. Но у него нет таких глаз…
Кэрсим перевернулась обратно на спину, плотно зажмурилась: «Пусть мои грёзы унесут меня далеко-далеко».
Она уснула. Сон был лёгким и приятным, наполненным запахами цветов и сочной травы, прохладным ветерком и ласковым солнцем. Принцесса лежала в саду, искала среди облаков причудливые формы, тихо смеялась.
– Вон, то облако похоже на лошадь, – говорила одна из кузин, какая? Сон не подсказал.
– Какая-то она убогая. Скорее на собаку сутулую похожа, – засмеялась другая кузина.
Так казалось Кэрсим. Вполне возможно, она лишь слушала ветерок.
– Посмотрите, какие звёзды!
И в самом деле. Аквамариновый шёлк, устилающий небосклон, засверкал алмазами далёких светил. Даже средь бела дня они сияли ярко. А был ли день? Сон не подсказал.
Принцесса Кэрсим Да’Ка Салан любовалась звёздами долго, грезила о прекрасных глазах юного рыцаря, мечтала, наполняясь приятным щекочущим желанием.
Размеренная нега разбилась точно внезапным припадком. Трясущие, грубые всполохи прокатились по телу.
«Нет, только не снова!»
Очнувшись, Кэрсим не поняла, кричала она при этом или нет. Алайя и Сереман сидели на её кровати.
– Кто вас сюда впустил?!
Глядя на ошарашенных кузин, принцесса весьма скоро смягчилась:
– Не люблю грубые пробуждения.
– Прости, – Алайя в самом деле глубоко сконфузилась. – Мимо Арейбаса не составило пройти труда.
«Значит, это он принёс меня в покои. Уже не важно».
– Его Величество обеспокоен твоим утренним приступом, как и все мы, – Сереман пыталась говорить серьёзно.
– Мы думаем, он захочет поговорить с тобой, как только ты отдохнёшь.
– Он переживает сильнее обычного.
– И очень печален.
– Похоже, что-то происходит, – теперь старшая кузина показалась расстроенной. – Потому что мы покидаем Валенмур.
Алайя и Сереман приехали вместе с их отцом, принцем Хайду, три месяца назад, как только расцвели персики. Плоды уже созрели, но гости пришлись ко двору как нельзя кстати. Казалось, они здесь останутся и дольше. Дочери принца скрасили будни Кэрсим. При дворе для общения годились разве что фрейлины матери, да они дамы начитанные, но чересчур надменные, как большинство заспианок. Братья принцессы учатся в университете в Нанвейле. И отец предупреждал, что в этом году они не приедут на лето. Мать, Её Величество Сава Да’ка Салан, в поездке. Королева посетила Мартизир и провинции вдоль Мерцающих гор. Её возвращения ждут весьма скоро, но с письмами приходят отговорки о том, что столько всего ещё нужно сделать на юге.
Хотелось бы Кэрсим верить, что, как считает дядька Хайду, Сава жутко противится присутствию в Валенмуре жрицы Талои Мары Лотт. Лучше так, чем полагать, что родная мать бежит подальше от больной дочери.
Недуг присутствовал в жизни Кэрсим всегда, как странный шёпот, ветер зла, что колышет увядшие розы на Аллее Восьми Ветров. Он гулял, то усиливаясь, то ослабевая где-то рядом. Лекарств от него врачеватели не знали. Да и толком не объясняли природы ужасов, терзающих тело и дух Кэрсим. По-настоящему тяжёлое время настало пять лет назад. Приступы повторялись с клятой регулярностью, принцесса истощалась, король и королева отчаялись.
Началась война. Есть злые языки, что болтают, якобы король Сивару Да’ка Салан развязал её, впав в безумие от недуга дочери. Это не так. Кэрсим знала, отец не потерял разум. Да и остановившиеся сражения не совпали с улучшением состояния Кэрсим. А вот появление во дворце Талои Мары Лотт, наоборот.
Болезнь стала тише, но никуда не делась. Перерывы между припадками позволяли принцессе успевать восстанавливаться, только вот характер самих вспышек жуткой напасти изменился. Говорят, Кэрсим стала громко вещать околесицу. Жрица, приложившая усилия к улучшению состояния принцессы, с самой Кэрсим общения избегала. Её Высочество видела высокую тень, укутанную в вуали, перемещающейся по замку. Иногда замечала её и в саду, там, где земля укрыта от солнца развесистыми кронами деревьев. Спасительница общалась с королём. Его Величество не распространялся о таинствах, обсуждаемых с Талоей. Кэрсим видела в этом нечто серьёзное, покрытое налётом тревоги.
«Мама, должно быть, тоже», – тем не менее о Саве Да’ка Салан и её отношении к жрице болтали только отец с дядькой.
– А вы что думаете, девушки? – как-то спрашивала Кэрсим у Алайи и Сереман, но те лишь беспечно махали кистями.
– Глупости.
Легкомыслие кузин и отвлекало Кэрсим от тоски, и напрягало своей показушной глупостью. Приходилось вести себя схоже. Это неплохо, когда в юной персоне видят непринуждённость молодости, но хочется поговорить на серьёзные темы со сверстницами. Фрейлины королевы не сгодятся. Тем более что самых сносных мать забрала с собой в поездку.
Теперь уедут и кузины.
– Мы хотели спросить тебя прежде, чем ты поговоришь с отцом-королём. Неужели и тебе ничего неизвестно?
– Не знаю. Разве что, он… – Кэрсим будто кипятком окатило. – Нет, не может быть.
«Неужели сватовство?!»
Любой принцессе стоит готовиться к подобному.
«За кого же меня выдадут замуж, за заумного палоллунца или ветреного аэб-гаальского принца? Уж явно не за скайсдорского ярла, – принцесса хихикнула. – Глупости. Может, и любой принцессе стоит готовиться к замужеству, но только, я – не любая».
– Помогите одеться.
Наготе Кэрсим Алайя и Сереман совсем не удивились, подали и завязали сорочку. Белая котта6, в которой принцесса играла с утра в саду, совсем перепачкалась, её передали прачкам. Вместо привычного для Кэрсим наряда светлых оттенков кузины подали ей тёмно-зелёную бархатную тунику с пышной юбкой. Подпоясали кольчатым ремешком, собрали волосы в хвост и перевязали его жёлтыми лентами в нескольких местах. От платка из-за жары незамужняя принцесса, как всегда, отказалась, но покрыла волосы полупрозрачной золотистой вуалью, укороченной спереди. К беседе с отцом-королём в тронном зале или его палатах, ей престало подходить серьёзно.
В покои постучали вовремя. Слуги Его Величества интересовались у слуг Кэрсим, как чувствует себя принцесса. Готовая встретиться с батюшкой, она выпроводила кузин и вышла сама. За дверью ждал сюрприз. Пока Кэрсим одевали, стража сменилась, вместо Арейбаса за дверьми ждал Элку.
В глазах рыцаря читалось что-то странное, как будто на былую уверенность святого воина упала тень.
– Принцесса, – а в голосе распознавалась тревога.
– Вы сменили Арейбаса?
– Всё так, Ваше Высочество, – возможно, вопрос Кэрсим показался ему странным, и рыцарь даже отвлёкся от своей хмурой думы. Губы Элку сложились в едва заметную улыбку.
Кэрсим открыто ответила своей:
– Не сочтите, что я не отдохнула. Интерес не совсем обычный.
Щёки рыцаря тронул румянец:
– Право, Вы отдыхали недолго, но я и не смел думать о Вас что-то подобное.
– После приступа Арейбас доставил меня в покои. Шавку приставлен к принцу Хайду. Вы и Сумфашаил были с отцом всё это время?
– Мне выпала честь проводить в храм жрицу Вамматары.
Это имя богини. Кэрсим посмотрела в глаза Элку. Неужели этот его визит туда, где возводится святилище, набросил вуаль мрака на сверкавшие уверенностью очи?
– Я сопроводил жрицу и… – рыцарь осёкся, – и вернулся. Король получил мой отчёт, и теперь желает встречи с Вами, принцесса, в своих покоях.
– Я отправлюсь к Его Величеству немедля. Но хочу просить Вас кое-что сделать для меня. Сходите помолиться Единому7.
Двигаясь через мраморные коридоры к покоям короля, Кэрсим всё ещё сомневалась, что станет субъектом разговора, женихи или боги.
Рыцарям у входа было отдано распоряжение впустить принцессу без доклада и даже без стука. Но когда она вошла, до боли странное ощущение спланированности посетило мысли. Король-отец сидел у открытой балконной двери, вглядываясь куда-то столь далеко, сколь позволяло небо. Он начал загадочно:
– Я вслушиваюсь в звёздные дали, но слышу только ветер, который совсем рядом.
«Неужели речь всё же пойдёт о богах?»
До принятия веры в Единого в Заспиане поклонялись языческим Восьми Ветрам. Каждый ветер – бог, каждый дует со своей стороны. Четыре с разных сторон света, один с неба, один от тверди земной, один из прошлого и один из будущего. Ветры, параллельные горизонту символизировали стихии, состояния материи, дующие из прошлого и будущего – время и чувства. Опускающийся с неба поток воздуха олицетворял удачу.
– Ветры, – с задумчивостью философа подхватила Кэрсим. – Если верить язычникам и дремучим волхвам, они – природа, не более. Они – пространство и поток неумолимого времени. И нет у них никакой власти над миром, а мир сам распоряжается…
– Ветер зла дует из-под земли.
От слов отца сделалось не по себе:
– Что?
– О восьмом ветре все забывают, потому что никто не хочет притягивать к себе зло. Жрица так говорит.
– Эта женщина не верховный священник, отец. Разве вера в Единого не заставляет нас отринуть лживых богов?
Король Сивару Да’ка Салан встал и повернулся к дочери. Суровый и замученный взгляд принцесса не вынесла, склонив голову.
– Жрица Вамматары не мучает меня ни вопросами, ни сомнениями. В её мудрости я приоткрываю истинное полотно мира хотя бы на толику. Кто такой бог или боги для нас, дитя? И способны ли мы постигать что-то, что выше нас. Вамматара – не бесплотная надуманная сущность, она – проводник. И ветры проводники, и вороны Вотана, в коих веруют варвары-скайдорцы. Только вот не каждый обладает способностью слышать то, что идёт через каналы. Редкие люди могут прислушиваться, иные – видеть, хотя бы одним глазком.
Лучше бы этот разговор был о женихах, сватовстве, вере или же пусть обратился бы в бесконечный спор заспианских философов. Отец, король, говорил о Кэрсим, и в словах его прозвучало такое…
– Ты – мощный принимающий… субъект.
– Так говорит жрица?
– Пойми! Ты слышащая!
Сивару схватил принцессу за плечи, и лицо его загорелось безумным страхом. Впервые таким Кэрсим видела короля и оттого не могла даже в мыслях сейчас называть его отцом. Он судорожно объяснял ей обо всей опасности, нависшей над ней, угрозе для жизни. Через застилающие взор слёзы Кэрсим быстро перестала что-либо различать, звон в ушах окончательно вырвал из реальности.
«Припадок? Снова?» – с опаской подумала принцесса.
Она вернулась туда, где уже бывала, подхваченная грёзами. В лёгкий и приятный день, наполненный запахами цветов и сочной травы, прохладным ветерком и ласковым солнцем. Снова лежала в саду, искала среди облаков причудливые формы, тихо смеялась.
– Вон, то облако похоже на королевскую корону, – говорила одна из кузин, какая? Сон не подсказал.
– Брось, она не так прекрасна, как драгоценный венец Его Величества, – не согласилась другая кузина.
Так казалось Кэрсим. Вполне возможно, она лишь слушала ветерок.
– Посмотрите, какие звёзды!
И в самом деле, далёкие светила мерцали, соперничая с солнцем. Хотя, солнце ли это было? Сон не подсказал.
В этот раз россыпь созвездий не напоминала о прекрасном рыцаре из её мечт. Лазурное небо багровело, трескалось и осколками падало вниз. Ветры налетали на принцессу со всех сторон. Одни шептались, другие голосили, перебивая друг друга.
«Один. … Пять тысяч. … цать шесть. Помни. Один. … … Помни», – принцесса пыталась проговаривать то, что разбирала, от этого становилось легче.
Жрица Вамматары, точнее её шипящий голос, слышанный всего пару раз, заставил замолчать все остальные:
– Не слушай, ты ещё не готова. Это ветер зла, что дует из-под земли. Кровь чужого бога застыла в убийственных формах. Не слушай, ты ещё не готова.
«Что за беды кроются в этом знамении?» – ужаснулась принцесса.
Сон не подсказал.
Она вновь очнулась у себя в постели. Рядом был отец и его святые рыцари. Элку среди них Кэрсим не рассмотрела, впрочем, к своему облегчению, Талои Мары Лотт тоже. Король-отец гладил её по щеке. Во рту ощущался странный привкус.
– Что это такое?
– Это поможет, по крайней мере, на какое-то время. Снадобье от твоих бед.
Филип V
– Беды размножаются умножением, да?
Леди Булава сгримасничала.
«Не оценила юмор».
– Бестолочь, только время на тебя потратили! Я знала, что ты ничего не ведаешь, – Брунхильд досадно ударила кулаком стену и пошла прочь, оставляя барда одного, закованным.
– Эй-эй!
Леди Булава не откликнулась.
– Ты что, подруга, мы же так мило болтали, возвращайся. Знания бардов – не шутки. Я знаю, знаю. Вернись!
Следовала тишина. Филип пробовал звать вежливо, затем грубо. Думал, хотя бы разозлить свою дознавательницу. Пробовал он достучаться и до того, кто скрывался в тенях. Безрезультатно.
Филип раскачался на тяжёлом стуле и повалился на бок, здорово ударился плечом. Пожалел об этом. Им начало овладевать отчаяние.
«Не оставят же они меня гнить здесь?!»
– Я друг конунга Ивара, суки бешеные! Он узнает о случившемся! Рано или поздно Волэн хватится и станет искать меня!
Сзади послышались шаги. Незнакомый женский голос спросил:
– Ты знаешь, где он?
Конечно же, спрашивали о Надсон-Нарбуте, Волэне, старинном друге. Спрашивала, должно быть, главная среди этих злых плохих баб, клятых Сестёр Ветра.
Как бы Филип хотел знать, где Волэн, хотел бы, чтобы тот и в самом деле хватился старину менестреля Молчаливого. Только вот, давно не давал о себе знать боевой товарищ. В последнем письме Надсон-Нарбут прислал стихотворение. Написал, «душа поэта поймёт». Филип запомнил лиру наизусть. Мрачные строки. Настоящий крик души. Каждый понимает как хочет тоску поэта, его драма – дело личное.
– Ты что там оргазм вспоминаешь?
«Ого, а у предводительницы злых плохих баб с юмором получше, чем у Леди Булавы!»
– Стараюсь надолго не забывать, – выдавил Филип. – Зачем вам Волэн?
– Сдаётся, что только он способен спасти север от тёмных сил, что сгущаются над ним. Из всех людей в Скайсдоре только ему удалось совладать с мистическим оружием. Ну, так что, знаешь, где Волэн Надсон-Нарбут, или нам тебя, дармоеда, будет проще здешним крысам на корм оставить?
Филип не знал, но он обязан был что-нибудь придумать.
«Соображай», – приказывал себе бард, а в голове звучала печальная песнь, присланная старинным другом.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Далия I
Крепость наполнила песнь жизни – словно в противовес мрачной песне ветра и вою кровожадных волков снаружи. Новый голос с позволения Вотана зазвучал в ночи в оплоте конунгов. Далия судорожно дышала, протягивая руки к своему дитя.
– Здоровая девочка, – румяная пухлая повитуха кряхтела, передавая младенца супруге конунга, будто сама тужилась не меньше матери. – Десять пальчиков на руках, столько же на ногах. Кровь с молоком, а кричит, сами слышите, хвастает силой.
Далия обняла дочь со всей нежностью. Малышка вздохнула с дрожью, вторя материнскому сбившемуся дыханию:
– Ты тоже устала, кровь моей крови. Но теперь мы заслужили время на отдых…
– Альвейг, – сказал Ивар, всё время родов находившийся рядом.
Её супруг, её конунг, её герой. Он сел рядом в кровати и аккуратно обнял своих дев.
– Альвейг, – прошептала в ответ Далия, когда губы любимого коснулись её лба.
Это имя героической женщины. Жена конунга Ивара Чистого Ручья Хедлунда – Далия Розенберг из Джайиндова Удела, – не сомневалась в этом. Бабка малышки заслужила прозвище Молния Запада, и новорождённая дочь конунга ещё сверкнёт на северном небе.
Но путь её только начинается. И нет ничего сложнее начала.
Расти, крепнуть, познавать мир, начиная с самых близких людей. Далия переживала, что к новорождённой малышке станет ревновать малютка Волэн, но нет. Сын с горящими глазами ждал, когда ему разрешат познакомиться с сестричкой. Ивар уже успел рассказать первенцу, что назвал малышку Альвейг.