- -
- 100%
- +
– Мама, я так хочу быть воином, хочу скорее вырасти. И я так рад, что и моя сестрёнка будет воительницей! – заявил Волэн, когда Далия впервые подвела его к колыбели Альвейг.
– Имена многое значат. Мы часто нарекаем детей сложной судьбой, называя.
Малютка Альвейг взяла брата за палец, когда он протянул к ней свою ручку. Тогда Волэн сказал:
– У неё будет лёгкая судьба. Ведь я буду её опорой.
И Далия, и Ивар с лёгким сердцем смотрели на своих детей, любовались их светлыми волосами, вьющимися в копну одуванчиковых головок. От рыжеволосой матери дети унаследовали веснушки, рассыпавшиеся по щекам как сотни поцелуев от солнечных лучиков. С рождением дочери в семью Хедлундов пришло новое счастье, ещё более объёмное, чем то, что они знали раньше.
Когда всё складывается чересчур удачно, остаётся много места для сомнений. Они как никакие иные чувства с охоткой занимают головы абсолютных счастливцев. Так случилось и с Далией.
«Имена определяют судьбу», – постоянно думала она. Наречение дочери в честь величайшей женщины севера её радовало, но вкрадывались сомнения об имени сына.
Волэн Надсон-Нарбут, в честь которого супруг-конунг нарёк первенца, как узнала Далия, прошёл через немыслимые ужасы жизни. Первая его жена – Ханна, скончалась при родах. Дочь, давшаяся ей ценой жизни, ушла на тот свет тоже крайне рано. История кончины Бритт, той самой девочки, крылась за туманом загадок. Далия даже общалась со Скьяллем Обергом, чтобы выведать у того подробности судьбы семьи их общего с мужем товарища:
– Эта история едва не свела с ума самого Волэна, – говорил кузнец Оберг. – Не знаю, зачем Вы интересуетесь этим, но в этом нет ничего, что принесёт пользу, только ранит.
– Будь уверен, Скьялль, я сильна. Говори всё что знаешь.
Она настояла, и мастер-кузнец рассказал. Не зря он предупреждал о всей серьёзности загадочной кончины. Бритт была убита собственным дедом, унесшим это в свою могилу. Волэн Надсон-Нарбут, как уверял Скьялль, узнал правду о смерти дочери от загадочного тёмного клинка. Пока меч, считавшийся к тому времени уже фамильным, был в ножнах Волэна, беды неустанно преследовали его. Пытаясь найти утешение в женских объятиях, спустя годы одиночества, Надсон-Нарбут снова полюбил. Счастье не продлилось долго. Бедняжку повесили, обвинив в том, что она – хульдра8.
Безумие объяло Волэна вместе с горем. Говорили, что причастен к этому и загадочный меч. Могучий северянин, прошедший войну, устроил настоящую бойню в своём родном Кроссвинде. Так он нашёл отмщение за возлюбленную, но с тем самым стал жаждать новой улыбки своей немезиды.
Волэн искал мести за отца. Этот путь и свёл его с Иваром. Помогая будущему конунгу в борьбе за северный трон, Надсон-Нарбут шаг за шагом приближался к своей истинной цели – возмездию. Одд Ледяная Ладонь, дядька Ивара, борющийся с ним за власть над престолом Скайсдора, покровительствовал убийце отца Волэна. Ещё одно отмщение Надсон-Нарбута свершилось. Однако позже воитель исчез.
Изредка он писал Скьяллю Обергу и Ивару Хедлунду, но не давал знать ни о том, где он, ни о том, чем живёт.
На вопросы о настоящем Волэна Скьялль отвечал Далии лишь:
– Он ищет счастье, покой. Он обещал себе оставить все беды в прошлом, но прошлое никто не отнимет.
Ивар назвал первенца именем боевого товарища и, похоже, преданного друга, говоря о том, что хочет, чтобы его сын был таким же смелым и честным человеком. Далия боялась, что с добром к её сыну привяжется и злой рок, сопутствующий нарекаемому имени.
В этих сомнениях и думах, усиливающихся когда дети спят, а супруг занят государственными делами, Далия маялась изо дня в день. Она не осмеливалась говорить Ивару, чтобы не разрушать его хрупкое равновесие души.
Но и без её участия чаши весов пошатнулись. В один из дней после разговора со Скьяллем Обергом Ивар вернулся в покои необычайно хмурым.
«Временно, ничего, пройдёт. Моя ласка отвлечёт любимого», – наивно полагала Далия.
Ивар принимал её нежность и отвечал своей, но после вновь его брови сходились стрелой.
Новой ночью Далия намеревалась поговорить с супругом по душам, но после её любви, едва она остыла от сладостной неги, в двери покоев постучал хускарл. Конунг оставил тёплую постель и жену, чьё сердце переполняла накопленная тревога.
Утром прилетел почтовый ворон. Далия успела поесть сама и накормить детей. Альвейг спала в колыбели под присмотром нянек, Волэна увели на занятия. Жена конунга вышла на балкон оплота, чтобы вдохнуть утренний бриз, прежде чем пойти искать мужа, когда птица с письмом прилетела. Это была одна из её личных пташек, а значит, написал ей брат Матс Розенберг из Джайиндова Удела или Ирис Хедлунд, выданная замуж за ярла Дирпика Думатойна Прекрасноокого из дома Калле.
На несколько минут письмо отвлекло от собственных мрачных раздумий, погрузив в чужое горе.
Писала Ирис.
Её беременность разрешилась родами, но младенец умер в считанные часы. Две прошлые беременности сестра Ивара Ирис не доносила. Она делилась переживаниями не только по малюткам, отобранным богами. Ирис с досадой отмечала, что муж её ярл Думатойн в унынии и топит своё горе в мёде.
– Жестокие боги Скайсдора, почему вы не даруете людям простого счастья? – произнесла Далия вслух.
Она окончательно намерилась обсудить с мужем всё, что накипело, и, не скрывая опасений, рассказать ему печальную новость.
Ещё на лестнице Далия заметила, как шепчется домашняя стража. Она расслышала все слова, но значения им не придала, занятая собственными размышлениями. В коридорах царило оживление. Позднее утро. Значит, то, из-за чего сон конунга был побеспокоен, уже разлетелось по оплоту.
«Одна я ничего не знаю», – подумала Далия, уже идя через рощу Хирсина. В привычном умиротворении этого места жена надеялась встретить задумчивого мужа, но его не нашла.
Ноги вели через чертог длинного зала к трону зимы. Ивара не было на престоле, Далия предположила, что супруг-конунг в тактическом зале, если случилось что-то серьёзное, то непременно он там. Хускарлы преградили дорогу:
– Велено Вас не впускать туда, госпожа.
– Что за бред?! – разгневанная Далия ударила своим кулачком хускарла.
«Как твёрдо… – она лишь травмировала костяшки, поняв, что под плотной материей у хускарла кольчуга. – В обычное время никто не носит доспехи в оплоте, тем более не прячет их под камзолом».
Сменив злость на растерянность, Далия успела подумать о детях и их безопасности, но снова решила: перво-наперво отыскать мужа.
– Конунг у старого трона, – подсказал тот же хускарл.
«Я прошла мимо».
Далия поспешила обратно, минуя чертог и рощу Хирсина. Когда оплот конунга возвёл здесь один из первых королей зимы, это был всего лишь обнесённый частоколом тронный зал и роща со святилищем. Там, где первые владыки этих земель проводили вече и тинги со своими дружинами, Далия наконец нашла Ивара. Он был один. Сидел на старом деревянном троне, украшенном шкурами морозных волков и массивными клыками королевских вепрей. В освещении тихого кострища посреди округлого чертога тени от предметов обихода тянулись вверх по стенам, вытягиваясь и изгибаясь над супругом. А он сидел и рассматривал свой меч.
«Великанье безумие, – выругалась про себя Далия. – Неужели дело в нём?»
– Ивар. Я люблю тёплый полумрак домашнего очага, ты же знаешь. Но сейчас мне нужен морозный свет ледников, где ничто не утаится. Я хочу поговорить.
Ивар мягко похлопал себя по бедру, приглашая жену присесть к нему на коленки. Он убрал меч несколько в сторону, но ещё задержал на его лезвии взгляд на какое-то время.
– Мы назвали нашего сына Волэном, в честь твоего боевого товарища и друга юности, но сам ты рассказывал о нём немногое.
Эти слова Далии отвлекли мужа от меча, он нахмурился, но казалось, что с тревогой своей он всё ещё далеко.
– Я позволила себе расспросить мастера-оружейника Скьялля Оберга. Он без утайки поделился всем, что знает о вашем общем друге. Меня насторожило в этой истории всё, что касается меча, тёмного клинка, унаследованного Надсон-Нарбутом, чёрным сумасшествием, преследовавшим вас обоих почти пять лет назад. И я не могу не заметить, что сейчас с тобой такой же меч.
Ивар отпустил эфес, меч звякнул, ударившись о пол, несколько раз. Будто подпевая ему, супруг-конунг заливисто рассмеялся, крепко прижал к себе Далию, поцеловал в ключицу, уткнулся лицом в её грудь. Блаженно выдохнув, он сказал:
– Это не тёмный клинок. Не забивай голову. Это двойник, поддерживающий мой былой авторитет.
– Что ты такое говоришь?! Тебя любит и уважает каждый житель Айскреста!
– Столица – не весь Скайсдор, любимая. Наш разговорчивый кузнец Скьялль Оберг поделился со мной тем, что ему наплёл Адальштейн Карлссон. Заговоры, интриги, восток опять намерен бунтовать. Я хорошо знаю историю севера, но ни на чьём веку не случалось столь много разногласий. Похоже, что объединённый мир, добытый моей матерью, слишком шаток. Или слишком сладко предвкушение – оказаться на троне зимы.
– Что бы ни сказал Скьялль Оберг, он человек, а это может быть простой паранойей.
Тогда Ивар рассказал Далии подробности ограбления дома Адальштейна Карлссона, об исчезновении звёздных карт, формул и схем получения из монацитовой руды церия и неодима. Вспомнил о событиях в Бэрбелле, включая убийство тамошнего лагмана, об авантюристах, рыщущих по Затопленному Лесу. И добавил:
– Я и сам счёл слова старого друга паранойей, хотя и впал в глубокую задумчивость. Пожалуй, ты заметила мою хмурость после не столь давнего разговора с ним.
Вот оно что. Всё ясно. Совсем не так плохо, как нафантазировала Далия. Может, из-за этого все взбудоражены?
«Нет, – тут же ответила Далия самой себе. – Что-то случилось ночью…»
– Теперь я знаю, что мой дорогой друг Скьялль и старый учитель Адальштейн оказались правы. Меня разбудили среди ночи. Дежурные стражи обнаружили труп. Убийство, прямо здесь, в оплоте конунгов!
Как такое возможно? Измена? Диверсия? Далия вновь испугалась за детей. Кого убили и кто убивал? Единственным, что прояснилось, стал факт ношения кольчуги под камзолом хускарлами.
– Всё запутано, дорогая жена. И я просидел большую часть ночи здесь, оставив убитого в тактическом зале вместе с нашим лекарем, Йоанном Крапивой. Он исследует тело.
– Кого убили?
– Это большая загадка. Это не человек из домашней стражи, не один из слуг, не наёмный кмет и не служитель библиотеки или храмов.
– Незнакомец?
– Чужак. Я осматривал его труп. Доспех из тончайшей, но прочной кожи, абсолютно чёрной. Мягкие сапоги, с собой золотые и серебряные монеты, вооружён арбалетом и парой кинжалов очень хорошей работы. Ни татуировок, ни отметин, ни бумаг. Кто бы его ни убил, грабить не пожелал или не рискнул.
– Наёмный убийца? Он пробрался в оплот ради покушения…
Далия судорожно вздохнула.
– Я озадачен тем, кто послал его. Нормуд Чёрно-белая Гора? Иной ярл? А ещё больше меня интересует: кто прикончил загадочного чужака. Убит тихо, не меньшим профессионалом. Похоже, свёрнута шея, Йоанн Крапива точно выяснит.
– Дети, – Далия прикрыла рукой непроизвольно раскрывшийся рот.
– Я уже приказал охранять их со всей доблестью своим рыкарям и берсеркерам.
«Возможно, в суматохе и размышлениях я не заметила их на пути в покой к Альвейг», – рассудила Далия.
Ужасные вести. Супруга конунга взвешивала: стоит ли ей вываливать на мужа печальные новости от Ирис. Возможно, та сама напишет ему чуть позже, когда отойдёт от травмы. Нет.
– Ивар, раз уж угроза прокралась мимо порога в сам наш дом, ты должен знать о трагедии своей младшей сестры.
Смерть племянника – горе. Но Далия понимала, что куда больше проблем исходит из того, что Ирис потерпела поражение на женском фронте. Союз младшей сестры и ярла Дирпика Думатойна Прекрасноокого из дома Калле политический. Объединение крови их родов – было важным решением, со всей ответственностью долга поддержанным Ирис.
Далия утешила супруга поцелуями и объятиями.
Их уединение у старого трона нарушил хускарл.
– Йоанн Крапива закончил исследование тела?
– Да, мой господин, но это не всё. Стража обнаружила ещё два трупа у основания акведука. Тоже воины, и тоже не местные. Обмундирование сходное. Чёрная тонкая кожа, денег не было, и оружия тоже. Возможно, в подземелье убийца позволил себе задержаться и обчистить тела.
«Трое мёртвых убийц, и ещё кто-то, кто расправился с ними… Сколько зловещих теней послали за моим супругом и детьми жестокие боги, али это Великаны?» – помянула злых духов про себя Далия, пока хускарл продолжал свой доклад.
– При одном из них нашлись кое-какие документы. Весьма странные. Надеемся, Ваша мудрость разберётся.
– Собрать всех причастных напрямую в тактическом зале, найти Адальштейна Карлссона и мастера-оружейника Скьялля Оберга и привести туда же, – отдал распоряжение хускарлу Ивар, развернулся к Далии и, мягко взяв её за плечи, посмотрел в глаза. – Забери Волэна и берсеркеров на его страже, ступайте в наши покои и ждите меня там.
– А как же?..
Ивар наклонился за уроненным ранее клинком, чёрное лезвие в руке конунга запело, а сам он сказал:
– Я разберусь с неприятностями. На моей стороне силы за пределами человеческих.
Скьялль II
Родился и вырос Скьялль на юге от Айскреста, за Чарвудом, в Дирпике. Там, где ныне управляет людьми и землями Думатойн Прекрасноокий из дома Калле вместе со своей супругой Ирис Хедлунд, младшей сестрой конунга Ивара Чистого Ручья. Скьялль достиг возраста шестнадцати лет ко времени, когда потерял последнего родителя. Мать скончалась от лихорадки, отец двумя годами ранее обварился на кухне и умер от ожогов в течение нескольких дней. С семи лет Скьялль обучался кузнечному делу у знаменитого мастера-оружейника Фадира Бильке. После смерти родителей молодой Оберг ещё какое-то время служил подмастерьем в Дирпике, но когда прошли слухи о назревающем конфликте с Заспианом, вызвался добровольцем на границу. Война ещё не началась, да и северные вожди всегда распоряжались талантами своих людей мудро. Поэтому на службу Скьялля определили в кузницу на заставе Голдвэйн.
Оберг с полной отдачей ковал, чинил и мастерил, пока вероломный юг не отступил, отдав в уплату земли, крепости и фермы к югу от Шипов Ярла и Мидлкроуна. Тогда Скьялль понадеялся искать удачу в Кроссвинде, обзавёлся помощницей Мерет, открыл кузню на деньги от продажи родительского дома в Дирпике и заработанные службой. Дела не шли, ведь над Кроссвиндом сгущались тучи зла, притянутые тёмным клинком Волэна Надсон-Нрабута. И всё же, с доблестью и отвагой героев лихие дни миновали, а зло вновь уснуло. Новые заслуги и знакомство с Иваром Хедлундом выстлали Скьяллю дорогу в Айскрест, в оплот конунгов. Здесь, переоборудовав часть складских помещений под кузницу, мастер-кузнец Оберг теперь трудился, пытаясь раскрыть секреты звёздных металлов.
О родине теперь Скьялль вспоминал исключительно редко. В основном тогда, когда столичные сплетники поднимали новые волны слухов. Дирпик отличался спокойствием нравов, жители его чаще обсуждали ремесло, нежели подковёрные интриги и заговоры. В столице же скучающий от мира люд так и ждал кость, которую можно поглодать.
Частные кузницы в Айскресте закрылись после подавления мятежа Одда Ледяной Ладони. Всех, кто владел молотом и наковальней, призвали в сердце столицы. Поэтому под началом Скьялля в кузнице оплота конунгов трудилось шесть кузнецов и на каждого из них приходилось ещё от одного до трёх подмастерьев и по одному хозяйственному помощнику.
Последние события оживили сплетников оплота. Крупные мужики-кузнецы, как казалось Скьяллю, обсуждали события активнее всех.
В узкой кладовой, вход в которую ведёт дверь меж этажей, обнаружили труп. Небольшое помещение для осветительного инвентаря, где слуги оплота держат в основном масло, тряпки, вёдра да палки.
– Это просто какой-то кмет из тех, что недавно поступили на службу. Пьянчуга, наверное, – слышал Скьялль кузнеца за завтраком.
– Разве набирали новых слуг? – сомневался его собеседник.
– Бывает и так, – поступил неуверенный ответ. – Точно, точно. Так вот, тот, наверняка слышал, что в масла добавляют спирт. Нализался и двинул копыта. Траванулся, говорю вам.
Скьяллю такие разговоры не пришлись по душе. А через час появились новые подробности, говорили об убийстве, а некоторые сплетники добавляли:
– Конунг Ивар велел помалкивать, чтобы новости до его супруги не дошли. Госпожа Далия кормит грудью, а стресс может лишить её молока. Тогда придётся прибегать к помощи кормилицы.
– Не мели, – делали замечание болтающему подмастерью старшие товарищи. – Малютку Альвейг и так прикладывают к груди кормилицы. Уже давно никто не верит, что дети конунга могут питаться только молоком женщин потомков богов.
– Верно. И великанье молоко годится младенцу не хуже, и людское. Там жир и мёд, дитя само обрабатывает их в силу.
– Эдакие умники! Пусть так.
Не успевали кузнецы строить теории на том, что услышали, как обнаруживались новые подробности:
– Чужак это! Не нашенский. Секунду назад от кухарки слышал, от той, которую один из конунговых хускарлов чпокает, информация проверенная!
– Шпион? Кто ж его убил? Успел похвалиться молодец?
– Да, вроде кто-то из тех же хускарлов отличился.
– Не слышал ничего подобного, – вовлёкся в разговор третий, ещё один из подмастерьев.
– Конечно, не слышал, ведь иное говорят. Не разобрать ни кто такой убитый, ни кто его грохнул. Рыкари и берсеркеры отправились защищать детей Чистого Ручья, а сам конунг Ивар размышляет о том, как быть дальше!
– А труп, что с трупом?!
– В тактическом зале. Крапива, этот Йоанн, обследует тело.
– Крапива – мозговитый. И даже немного жуткий. Все эти его амулеты, костяные погремушки и снадобья, от него пахнет корой и торфом, и ещё чем-то.
– Пиявками.
– Какими ещё пиявками, дубина? Он друид, – усмехнулся подключившийся к беседе молодой кузнец.
– Он – лекарь! А не друид али волхв какой, – опроверг впутавшегося в диалог бзырю старший товарищ. – Учёный человек. Но, я думаю, разберётся.
– И конунг, разберётся, наверное.
– Сомневаться – гневить богов, – остановил разглагольствования Скьялль.
– Помолчим тогда, – выдохнув, кузнец постарше добавил, – дела…
«Дела», – соглашался про себя Скьялль. Если это хоть отчасти правда, не видать спокойствия ни оплоту, ни столице.
Оберг и его кузнецы трудились в основном над метеоритной рудой, но и про городские заказы нельзя было забывать. Скьялль отправился на айскрестский рынок вместе с Мерет, чтобы успеть вернуться к обеду. Чаще мастер посылал кого-то из подчинённых ему кузнецов, но сегодня хотел проветрить голову от жужжания сплетников крепости конунга. Оказалось, что слухи просочились уже и на центральный базар.
– Мир вам.
– И вам, – прощались торговцы с покупателями тут и там.
Только одна сморщенная старуха, торгующая курами, на подобные слова от клиентки ответила:
– Никакого мира теперь нет, иль не слушаешь ты, молодуха, о чём брешит уже каждая собака в столице?
– Если ты о шпионах, старица, так должна уж знать, что с объединения ярлы засылали своих людей в столицу, дабы знать наперёд, что готовит для фольков конунг.
– Ага, милая, погляжу ты, кое-что соображаешь. Так сообрази вот что: шпионы не убивают. Чувствуют мои старые кости, мир затянулся. Не привык Скайсдор к долгой тиши. Кровь северян горяча и вскипит скоро с новой силой.
– Тьфу на тебя, – отмахивалась уходя клиентка.
Скьялль бы и сам плюнул на кого угодно, лишь бы сказанное торговкой курами оказалось простым старческим бредом. Только вот ему и самому виделось, что речь о бурлящих страстях внутри каждого северянина – чистая правда. Такими уж создал Вотан своих людей, так распорядились остальные боги. Так сказано в Эддах, так подтверждено жизнью. Не войны с югом, так набеги на него, ежели и не они, то бунты и гражданские междоусобицы, – вот привычный скайсдорцам быт, вот за что заспианцы и палоллунцы их кличут варварами.
Оберг слышал ещё несколько сплетен, пока объезжал конюших, стряпчих и торговцев инструментами, сверяя спрос на кузнечные услуги и собирая заказы. В основном, болтовня приходилось к слову, а смыслом не блистала. Запомнился ещё разве диалог оружейника-торговца и молоденького паренька.
– Почём же сейчас клинки? – спрашивал юнец.
– По деньгам, касатик, короткие от двух ста серебром.
– Мне нужен длинный военный меч с обоюдоострым или полуторно-заточенным лезвием.
– Такие за золото и под заказ, а там, хоть палаш, хоть клеймор, хоть спата.
– Мне столько не заработать, голыми руками драться или сталью учебной? – паренёк совсем расстроено мотал опущенной головой.
– С кем же?
– Я не дам захватить Айскрест восточным. Пусть остаются в своих конурах там, где их мамки-шлюхи выродили! Слышал я уже, что они дерзнули конунгу.
– Угомони пыл, – Скьялль верхом на лошади, в сопровождении Мерет, снаряжённый в кольчугу, с плащом с гербом Хедлундов, вызвал некий испуг, поклон и уважительное приветствие. Как парня, так и оружейника. – Всё во власти богов, а конунг Ивар – избранник их. Свою доблесть он уже доказал народу севера, докажет вновь, если потребуется. Если придётся айскрестцам взять в руки мечи и топоры, оплот предоставит их всем, кто в состоянии сражаться.
Внешне юный смельчак успокоился, но угомонился ли дух? Скьялль знал, что стоит сообщить конунгу о том, как ловок ветер в разнесении слухов. Если, конечно, Ивар до сих пор в неведении. Однако прежде, чем возвращаться с рынка, Оберг не мог не заехать в гости к астроному Карлссону.
По неправильной портовой улице Скьялль и Мерет доехали до развилки, где острым углом на ветке разделяющейся мостовой высилась над всеми домами обсерватория. Красно-каменный дом с мансардой целился пушкой-башней высоко в небо, держа под прицелом солнце днём и далёкие звёзды ночью.
За резной зелёной дверью встречал Адальштейн, этот седовласый учёный, бессменно носящий робы цвета ночного неба, длиннобородый и внешне чудаковатый. Ещё бы, светила науки, столь преданные естественным познаниям – редкость в Скайсдоре. Для этого мало ума и природного таланта, нужна стойкость. Отцы мечтают о детях-воинах, рукастых ремесленниках. А учиться глядеть на звёзды – дело неоправданно муторное.
Внутри обсерватории, как и прежде, правил полумрак, отражая одинокие лучи света, мерцали звёздочками металлические модели, расставленные на боковых полках коридора. Поднимаясь по скрипучей лестнице наверх, ближе к космосу, как часто говаривал Адальштейн, мимо тёмно-зелёных стен, Скьялль думал о том, что и сам когда-то помышлял о науке.
В Дирпике жили приличные учёные, но отец Скьялля придерживался традиционных взглядов и отдал выдающейся силы сына на обучение кузнецу. В мастерской Фадира Бильке, тем не менее, Оберг читал литературу не только по кузнечному делу. Исторические очерки, сборники впечатлений путешественников и даже любовная лирика с охоткой изучались Скьяллем.
К астроному Адальштейну мастер-кузнец с момента знакомства проникся уважением. Учёный оказался весьма остр на язык в плюс ко всем прочим достоинствам. Ворчливость, свойственную людям его возраста, и претенциозность, характерную профессии учёного, Скьялль переносил с чувством понимания.
Карлссон трудился над металлами со щелочами и прочими реагентами в комнате телескопа, который, к слову, собрал собственноручно.
На вопрос Скьялля: «Не опасаетесь ли Вы, что эксперимент выйдет из-под контроля, и Ваше творение будет повреждено взрывом?» Адальштейн саркастично парировал: «Если я обезумлю настолько, скорее всего, взрывом я буду повреждён гораздо сильнее, чем телескоп».
Мерет угощалась чаем, который астроном Карлссон пил днём, пока Скьялль расспрашивал учёного о прогрессе в исследованиях. К досаде, никаких особых продвижений не было. Орихальк и мифрил так и оставались загадкой, сокрытой в кримоните.
– Как там конунг? – неуверенно поинтересовался Карлссон.
Последний личный разговор за званым ужином между Иваром и Адальштейном таковым и остался.
– Вы редко выходите на улицу.
– Собачье гавканье через мои стены тоже не проникает. За новостями я обращаюсь к проверенным людям, а не на рынок.
– В оплоте нашли труп чужака, болтают, что это шпион.
– Логично, – астроном взглянул на кузнеца с ожиданием выполнения обязательств.
– Я говорил с Иваром, передал ему Ваши слова. Он начеку.
– Ивар живёт будто богатый купец, обзаведшийся женой и детьми, – развёл руками астроном. – Он полагает, что заслужил и выстрадал право на простое счастье, но он – конунг! Владыка его масштаба не удержит власть, если не станет самозабвенно подпитывать собственное влияние на страну.
Адальштейн Карлссон говорил это небезосновательно. С того далёкого момента, как Ивар доказал на вече, что он достоин трона зимы, он выбирался разве что в Дирпик на свадьбу Ирис и Думатойна, и в Джайиндов Удел, чтобы засватать Далию и назначить её брата Матса Розенберга тамошним ярлом.